Тайная семья босса

— Ой, все было великолепно. На сцене творилась настоящая магия, по-другому и не скажешь. Все прошло даже лучше, чем на генеральном прогоне, — вдохновенно она рассказывает о собственной постановке. — Особенно меня покорила малышка Меган, моя маленькая прима. Глядя на то, как она танцевала, я поняла, что хочу себе такую же дочь. Влад, я хочу ребеночка!

Приехали...

Где-то что-то взорвалось. Смею предположить, что это мой мозг.

Все мышцы лица дергаются от перенапряжения. Я вжимаюсь в спинку дивана, желая слиться с его текстурами.

Я не был готов к такому.

— Влад, я что-то не так сказала? — спрашивает Бобби, настороженно изучая мой неподвижный взгляд. — Понимаю, это неожиданно для тебя, но я сама только вчера поняла, что готова к развитию наших отношений. И это не только благодаря вчерашнему выступлению. Я поняла это еще тогда, когда ты рассказывал мне о малышке Алисе. С каким упоением ты описывал ее эмоции, когда подарил ей игрушку. Она очаровала тебя.

— С этим не поспоришь, — заторможено произношу севшим голосом.

— Но ты ничего не рассказывал мне о ее матери, — выходит с укором. — Как вы общаетесь? Вы провели ночь по отдельности?

Ревность...

Я ошибся, предположив, что уверенности Бобби хватит для того, чтобы не приревновать меня к Юле.

— Да, насчет этого можешь не переживать. Мы спали в разных комнатах, — приходится выкручиваться.

И ведь знаю, что буду гореть за ложь в аду, но не могу я сказать Бобби правду.

Не сейчас. Не по телефону и не тогда, когда в ней проснулось собственническое чувство. Она мне дорога.

Мне нужно время, чтобы все обдумать и найти правильные слова.

— Расскажи мне о Юле. Ее ведь Юля зовут? Опиши мне ее, милый.

Она не спрашивает, она прям требует, и, судя по тому, как легко ей удалось прочесть мои эмоции при разговоре об Алисе, Бобби может с такой же легкостью распознать, что я испытываю к Юле. Она ходячий детектор лжи.

— Она очень порядочная, добрая и отзывчивая девушка, — буквально принуждаю себя замолкнуть, думая, что этих эпитетов Бобби хватит для составления портрета. На самом же деле я могу говорить о Юле бесконечно.

— Она красивая?

Мешкаю. У меня такое мерзкое ощущение, будто я изменяю ей прямо в данную секунду, а она подглядывает за мной.

— Более чем.

— Но ты не рассматриваешь ее как девушку?

— Бобби? Что за дурацкие расспросы? Откуда это в тебе? — посмеиваюсь я натужно.

Бобби склоняет голову набок и с прищуром всматривается в экран, словно уже поняла, что мне есть что скрывать от нее.

— Нет, какой бы красивой Юля ни была, она не в твоем вкусе, —  в итоге произносит, убеждая то ли себя, то ли меня. —  У тебя глаза не горят, когда ты думаешь о ней.

Мысленно выдыхаю.

— Ты как всегда права. Ты же знаешь, кто в моем вкусе.

— Знаю, милый. Поэтому абсолютно спокойно отношусь к тому, что в доме, который ты построил специально для нас, ночует посторонняя женщина. Ты еще никогда меня не подводил. Я целиком и полностью тебе доверяю.

Внезапно кошки начинают скрести острыми когтями по душе, раздирая ее в клочья. Осуждение душит меня изнутри. 

А потом снизу раздается хлопок двери и до меня доносится надрывный плач.

Алиса!

— Извини, мне пора! Позже еще созвонимся!

Я быстро разрываю звонок, несмотря на то что Бобби хотела еще что-то сказать, и срываюсь вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек подряд.

Оказавшись в гостиной, я наблюдаю неприятнейшую сцену. Отец впопыхах залетает в дом вслед за Алисой. Он пытается дозваться ее, а она стремительно проносится мимо меня подобно стрелы, выпущенной из арбалета. Косички, которые ей заплела Октавия перед уходом, теперь растрепаны. Лицо все красное и в слезах.

Не обратив на меня внимание, девчушка бежит вверх по лестнице. Я нам миг замираю в оцепенении, чувствуя, как внутренности заметались в преддверии паники. Не моей, а Юлиной.

Я не могу отпустить Алису в таком виде к ней. Она же с меня три шкуры сдерет. Не доверит мне больше Лисичку.

Опомнившись, я пускаюсь галопом по лестнице. На последней ступеньке догоняю Алису, поймав ее за ручку. На корточки опускаюсь и вглядываюсь в припухшее личико, покрывшееся красными пятнышками.

— Что произошло? Кто тебя обидел? — спрашиваю, заранее зная ответ, но мало ли.

— Вот он! Он меня обидел, — скривив губки, она показывает пальцем вниз, судорожно всхлипывает, задыхается от плача.

Оглядываюсь. У подножия лестницы стоит отец. Руками в стороны разводит, корчит из себя безвинного человека.

Это же надо было так облажаться! Ничего ему доверить нельзя! А Октавия? Куда она смотрела? Или она с ним заодно?

Смерив отца укоризненным взглядом, я стираю слезные дорожки со щёк Алисы, но на месте стертых слез появляются новые. Подхватываю ее на руки, она вжимается в меня и носиком зарывается в моей шее.  Ищет во мне свое спасение от нерадивого старика. Я кладу ладонь на ее спинку, а она вибрирует от приступа плача.

Бедная, да у нее самая настоящая истерика.

— Чем он тебя обидел, солнышко? Расскажи мне.