— Ты хорошо меня знаешь, но ты не учел самого главного! Каким бы ты дерьмовым человеком ни был, ты бы был первым, кому я сообщил о том, что у меня родилась дочь! Но я не сообщал! А значит все, что ты видел, было лишь жалкой пародией на то, могло быть у меня. Соответственно, это было жалкой пародией на то, что могло быть и у тебя! Но достаточно! Посмотрели и хватит! Мы оба этого недостойны! — ору я до хрипоты, на выход указываю. — А теперь убирайся из моего дома! Смотреть тут больше не на что!
Ни один мускул на лице отца не шевельнулся во время моего гневного монолога. Более того, я не вижу, чтобы он злился или испытывал отвращение по отношению ко мне.
Он же вечно чем-то недоволен! Тогда почему сейчас я наблюдаю одно показное равнодушие, от которого хочется рвать и метать.
— Америку ты мне не открыл, знаешь ли. Я и без того догадался, что ваши отношения были искусственно созданы. На своем веку я многое повидал, но, чтобы жена всякий раз вздрагивала от прикосновений мужа и считала мух после безвинного поцелуя — такое редко где встретишь, — издает он смешок, от которого тошно, и через паузу добавляет: — Я уловил между вами искру, но это не та искра, которая могла бы поддерживать тепло вашего семейного очага. Ей еще нужно разгореться.
Тело леденеет, в глазах темнеет, пульс громыхает в ушах. Внезапно горечь начинает подкатывать к горлу. Я поверхностно дышу, пытаясь подавить накатившую тошноту. Сам себе я становлюсь противен.
— Уходи, я сказал, — цежу по слогам, проглатываю гигантский ком, вставший поперек горла.
Отец корпусом наваливается на стену, ладонью накрывает отяжелевшие веки, лоб ею взмокший потирает. В какой-то момент мне кажется, что он вновь намеревается выкинуть фокус с сердечным приступом. Однако он выпрямляется, убирает от своего лица руку и находит меня своим мутным взглядом.
— Влад, послушай, ты сейчас рубишь сгоряча, — спокойно он произносит под звук скрежетания моих зубов, но мелкая дрожь в пальцах выдает отца с головой.
Глухо рыкнув, я устремляюсь к входной двери. Распахиваю ее настежь.
— Увы, по-другому у меня не получается, — отвечаю через губу, взмахом головы указываю на улицу.
Отец неспешным шагом доходит до порога, но не пересекает его. Останавливается напротив меня и смотрит куда-то вдаль. Задумчиво, словно мыслями находится не здесь.
Взгляд в сторону отвожу. Не хочу смотреть на него.
Паршиво.
Что бы он ни сделал, я всегда чувствую себя паршиво. Каждую гребаную минуту я ощущаю за собой вину. То перед Юлей, затем перед Бобби, теперь вот перед отцом.
Я непутевый.
— Говоришь, между тобой и Юлей ничего нет?
— Ты плохо расслышал с первого раза?
Он чему-то кивает, скривившись в лице. Убирает ладони в карманы брюк и перекатывается с пяток на носки. Снова задумывается, растягивая губы в недоверчивой усмешке, и протяжно хмыкает.
Ну что еще?
— А вот мне так не кажется, — говорит он, широко улыбаясь, на что я прыскаю со смеху. — Порой одно вовремя сказанное слово определяет дальнейшую судьбу людей. А тебе, я уверен, есть что сказать Юле. Так же как и ей есть, что сказать тебе. Однако вы оба заняли одну и ту же позицию, которая кажется вам правильной, но вы не понимаете, что правильно — это когда нечего скрывать друг от друга. Вы оба эгоисты! Кто-то в большей, а кто-то в меньшей степени.
— Ну точно! — закатываю глаза в раздражении. — Меня вздумал учить человек, который всю свою жизнь лгал и скрывал от матери вторую семью.
Отец досадливо поджимает и без того тонкие губы. Не разглядев во мне понимания, он делает шаг в сторону крыльца, но в последний момент что-то его останавливает. Он замирает. Я напрягаюсь до состояния взведенного курка, когда он переводит взгляд на меня.
И впервые... Впервые я замечаю в его глазах что-то похожее на сожаление, но оно настолько запоздалое, что совершенно не трогает меня. Или трогает, просто я стараюсь не вестись на это.
— За свою жизнь я совершил уйму ошибок, которые нисколько меня не красят, — мрачным голосом произносит он. — Меня сложно назвать примерным семьянином, но благодаря своим ошибкам, я многое осознал. Это опыт, которого не набраться, не совершая ошибок, но им можно поделиться. Я не хочу, чтобы ты совершал мои же ошибки. Я большую часть жизни был слепцом и теперь ты следуешь по моим же стопам. Мы не видим того, что находится буквально у нас под носом. Мы всюду ищем то, чего искать не нужно. Подумай об этом, — подмигивает он, посмотрев туда, где недавно стояла Юля.
Затем отец подходит ко мне. С печальной улыбкой на устах он сжимает меня и похлопывает по спине. По-отцовски. Он никогда прежде так не делал.
— Алиса просто чудо, сынок, — с одобрением говорит он у моего уха. — Мне очень жаль, что судьба так с тобой обошлась, но кто-то должен был открыть тебе глаза, пока не стало слишком поздно. Еще не поздно что-то поменять. Так что все в твоих руках, действуй. Действуй, сын мой.
А потом он садится в машину и уезжает. А я еще несколько минут стою у настежь распахнутой двери и прокручиваю его последние слова в голове.