— Знаю… Вот увидишь. Скоро немцы придут. Вот уж тогда не зевай! Поживиться можно будет.
— А тебе не жалко Ленинграда?
— Чего его жалеть? По мне, провались он…
Миша побледнел и стиснул зубы, сдерживая вспыхнувшее чувство горячего гнева, желание наброситься на Кренделя, немедленно что-то сделать…
В комнату вошла заспанная мать Кренделя.
— Шура, спуститься в подвал, что ли? Летят.
— Спускайся, если охота.
— Не знаю, что и делать…
Захлопали зенитки.
Мать постояла с минуту в дверях и ушла обратно в кухню. Миша все ещё стоял со стиснутыми зубами — от острой ненависти и отвращения к этим людям, к их обстановке, ко все этим вещам…
— Давай лучше спать, — предложил он, стараясь говорить спокойно. — Мне рано на работу надо.
Крендель ушёл в кухню. Миша, сильно уставший за день, снял ботинки и не раздеваясь лёг. Однако долго не мог заснуть, стараясь преодолеть чувство острой брезгливости к подушке, к дивану, на котором лежал. «Завтра сразу же надо сходить в баню», — решил он и успокоился наконец, начиная дремать…
Перед глазами мелькнули светлые локоны, затем детские, но по-взрослому серьёзные глаза и наконец все лицо Лены.
«Как она испугалась, когда я достал продукты!» — подумал Миша и улыбнулся. Но сразу тревожная мысль насторожила: «Не подумала бы, что я украл. Надо будет рассказать в следующий раз… А что делать с остальной рыбой? Сегодня Сысоев разделал её и присолил. Лососки осталось ещё много — больше половины. Может быть, часть снести Лене, а остальное в детский сад? Пускай малыши едят. Сам сыт и могу заработать, если нужно», С таким решением он и заснул.
Сильные удары во входную дверь разбудили Мишу. Он не знал, сколько времени спал, но, видимо, до утра было ещё далеко. Веки слипались, а в голове стоял звон от прерванного сна. Снова раздался настойчивый сильный стук. В прихожей послышалось шарканье ног и голос матери Кренделя:
— Кто там?
— Откройте, гражданка Кукушкина, это управхоз. Загремело железо запора, звякнула цепочка, и в прихожую вошёл управхоз с какими-то людьми.
— Обход. В квартире посторонние есть?
— Никого нет посторонних. Племянник ночует, мальчик, — заискивающе сказала Кукушкина. — В той комнате сын спит.
Кто-то из пришедших прошёл в соседнюю комнату, затем на кухню. Мише стало не по себе. Он здесь не прописан, и, если его будут спрашивать, кто и откуда он, придётся врать. Пока не поздно, надо придумать.
Минуты через три открылась дверь и загорелся электрический свет. Миша сейчас же узнал Буракова и понял, что обход устроен из-за него. «Ведь я не предупредил, что останусь ночевать здесь», — подумал он. Бураков наклонился к Мише, увидел открытые глаза и выпрямился. Внимательно осмотрев комнату, заваленную всевозможными вещами, потушил свет и вышел.
Снова раздался звон железного запора, злобное ворчанье Кукушкиной, шарканье ног, и все стихло.
17. ПЕРВЫЙ ШАГ
— Василий, проснись! Тебе говорят!
Мальчик открыл глаза. Около него стояла мать и тормошила за плечо. Горела коптилка, а в чайнике, стоявшем на «буржуйке», булькал кипяток.
— Ты чего, мама?
— Вставай, живо! Сейчас пойдём.
— Куда?
— А там увидишь.
Тон матери ничего хорошего не предвещал. Не дожидаясь ответа, Вася вылез из-под одеяла, поверх которого лежал ещё тяжёлый отцовский полушубок, и начал одеваться. Мать отошла к накалённой докрасна времянке, заварила кофе, достала конфеты, нарезала хлеба.
— Ты чего натворил? Сознавайся, — строго сказала она.
— Я — ничего, — с недоумением сказал Вася.
— Где вы со Стёпкой по целым дням шляетесь? Вместо того чтобы делом заняться, вы что делаете?
— А что?
— Я тебя спрашиваю. Вчера в партийный комитет вызвали, про тебя спрашивали. В милицию, что ли, попал? Протокол составили?
— Чего ты выдумываешь? Ничего я не знаю.
— А откуда про тебя в комитете знают? Чем прославился? Степкину мать тоже в комитет вызвали. Чем, говорят, ваш сын занимается?.. Пора бы, говорят, к делу пристроить. Вон какой детина вырос. Скоро в армию пойдёшь, а ума не нажил… Зря расспрашивать не будут…
— Мама, честное слово, я ничего не знаю.
Мать сердито сняла чайник, налила в кружки кофе.
— Садись, ешь. На завод пойдём.
— Зачем на завод?
— Работать будешь. Обещали тебе хорошее место дать. Не такое сейчас время, чтобы собак по улице гонять. Все работают от мала до велика.
— А Стёпка что? — спросил Вася.
— И Стёпка твой пойдёт на работу… Думала сначала, не воровать ли вы начали, Я бы тогда не знаю что… голову бы тебе оторвала. Да нет, слава богу, не дошёл. Степану тоже обещали хорошее место, — уже мягче сказала мать.
— Мама, а как же школа?
— Какая нынче школа? Немцы под городом в двух километрах сидят… Сначала их выгнать надо, а уж потом про школу думать, Она положила на тарелку разогретой тушёнки из овощей и села к столу.
— Иди, ешь!
— Дай хоть умыться, — хмуро сказал Вася.
— У тебя хороший товарищ есть. Бери с него пример. Сиротой остался и не потерялся. Сестру пристроил и сам у дела. А ты за родителевой спиной баклуши бьёшь. Случись со мной что-нибудь…
— Чего говорить раньше времени, — перебил он мать. — Я же не спорю. На завод так на завод.