Тайная столица. Трагедия одной семьи (СИ)

При звуке фамилии учёного Ибрис вдруг подавился дымом также, как это обычно делали решившие в первый раз покурить школьники. Все ещё откашливаясь и морщась, мужчина отмахнулся рукой то ли от Дивны, то ли от злополучного дыма, после чего на пару мгновений отвернулся. Дыхание восстановилось, и Ибрис, вновь спокойный, повернулся обратно, в этот раз затягиваясь без каких-либо проблем.

— Не в то горло воздух пошёл. — Отмахнулся мужчина от Дивны.

Решив не выяснять, какое горло является “не тем”, Адриан вернулся взглядом к журналу.

— Фамилия странная.

— Какая? Вольштейн? — Дивна искоса глянул на хозяина бара. — Он вроде как из Сабахта.

— Зеленоглазый блондин…

— Уволь меня от твоих фантазий, чудовище. Я никак страницу прочитать не могу!

— Потому что ты тупенький, — Ибрис со смешком ткнул мужчину в висок пальцем.

Наконец, дочитав страницу, из текста Дивна понял, что изображённый символ был обнаружен случайно и принадлежал мелкой группировке, которая в последующем переквалифицировалась в нечто большее. В дальнейшем изображение из нескольких звёзд сменилось на полноценное изображение глаза, в котором звезда была вместо зрачка, но старый вариант не потерял своей силы среди приверженцев идеи.

— Ладно, спасибо. — Вздохнул Дивна, закрывая книгу. — Это мало помогло, но было забавно.

Допив каредан, мужчина слегка поморщился и посмотрел на время. Часовая стрелка замерла в районе двух часов, так что, пожалуй, можно было включать телефон, до этого радовавший блаженной тишиной. Когда на ожившем экране высветилось уведомление о двадцати звонках от Вацлава и тех, кто ныне состоял его в окружении, а также вылетело несколько сообщений, среди которых затерялось одно вялое от Освальда, Дивна подумал, что держать телефон выключенным было не такой плохой идеей.

— Погоди, почему, если Сабахт, то зеленоглазый блондин? — Адриан нахмурился, мотнув головой, и перевёл взгляд с телефона на хозяина “Солейса”. — Они ж там брюнеты и тёмно-русые сплошь. И глаза у них не зелёные.

— Да? — с беззаботным видом переспросил Ибрис. — Странно, а я всегда думал, что северяне светлые.

Раньше Дивна не слишком обращал на это внимание, но теперь или вынужденный следить за каждым и подозревать во всем сразу, или, наоборот, переставший отвлекаться на что-то стороннее, он заметил одну особенность — Ибрис менялся. Не переживал постепенно личностный рост от простого владельца бара к владельцу бара с тонкой душевной организацией, нет. Во время разговоров, если вслушиваться и присматриваться, можно было с точностью до секунды отмечать мгновения, в которые мужчина начинал немного иначе говорить, немного иначе двигаться. Обычный Ибрис никаких особенных ощущений не вызывал, но этот, менявшийся, напоминал старого умудрённого опытом льва, который до сих пор сохранил в себе стать и мощь, заставлявшую молодняк жаться по углам, хотя сам при этом никому не угрожал и в целом вёл себя преувеличенно спокойно.

Возникало чувство, что рядом оказывался другой человек, но Адриан вдруг почувствовал внутри острое нежелание закапываться в подробности. Ему бы не понравилось то, что он мог узнать.

— Посмотри на народ в империи, — фыркнул Дивна. — Какие светлые северяне, ну?

Телефон на стойке завибрировал, и Адриан почувствовал, что его самовольный отгул закончился. Постучав по пустому стакану с очевидной просьбой повторить, мужчина схватил телефон и, ответив, соскочил со стула.

Ибрис налил отошедшему в сторону знакомому ещё каредана, как и себе, и, отставив бутылку обратно на полку в стойке, посмотрел на журнал. Сам не зная того, Дивна ответил на один лёгкий вопрос — впрочем, он сам послужил и причиной его появления.

В другое время, без детища в виде “Солейса” можно было с радостью сунуться в Айру, утоляя своё желание взглянуть на загадочного Вольштейна, но в нынешние времена больше хотелось все же другого: чтобы Адриан Дивна начал приходить в рабочие часы заведения.

Солнце пробивалось сквозь неплотно задвинутые шторы, мешая нормально спать, потому что усиленно светило ей в лицо. Попытка отвернуться не привела ни к чему существенному, потому что лучи начали печь затылок, и Роза, поморщившись, открыла глаза. Её комната, которую до определённого возраста они делили с Анной, казалась в свете дня не такой противной, какой стала за последнее время, но с приходом вечера бы все изменилось.

Потерев глаза, Роза почувствовала ломоту во всем теле. Память напоминала затянутое трясиной болото, в котором ничего не разглядишь, и причин не самых приятных ощущений вспомнить она не могла. Может перегрузила себя на работе или, наконец, записалась в тренажерный зал, как и хотела — а может причина была совершенно иной, не разберёшь. Закрыв лицо ладонями, девушка зевнула и почувствовала прикосновение тёплых пальцев к плечу.

— Время просыпаться.