Двери в кабинет, конечно, заперты, но у него, как у дежурного, был ключ. Он, если бы захотел, вообще мог остаться в кабинете товарища Оболикшто, да что мог — прямо-таки должен был, потому что в кабинете телефон — это раз, журнал регистрации сообщений — это два, и кожаный диван, большой и мягкий — это три (Орехин нарочно стал подражать сыщику из книжки, стараясь навести в мыслях железный порядок). Но были и минусы: кабинет товарища Оболикшто был большим, потому запросто не нагреешь — это другой раз, всё согретое в своем кабинете согретым завтра и останется, и завтра ему и тезке Азу доведется работать в тепле — это другое два, и, наконец, слух у Сашки отличный, и телефон он услышит обязательно, это другое три. Дежурный дежурным, но полагалась к дежурному еще и оперативная группа. Вдруг где преступление случится, туда группу и направлять.
Но не было дежурной группы. Не из-за Рождества, МУС, как известно, рождество не празднует. Просто почти весь состав послали кого под Тулу, кого под Воронеж — на продразверстку. Остались либо немочные, либо самые-самые умелые, готовые работать за троих, а понадобится — и за пятерых. Вот как он, например. И потому если что и сообщат по телефону, дежурному остается только записать в книгу, а работать будут завтра. В крайнем случае можно послать Михеича и Аверьяныча за сотрудниками, только Москва большая, а ходоки что Аверьяныч, что Михеич — так, рогатая кавалерия…
Только он вернулся к себе и сел за стол, как телефон и зазвонил. Вот оно, сыщицкое предчувствие!
Сашка пробежал коридором, забежал в кабинет, снял трубку:
— Оперуполномоченный московского уголовного сыска Александр Орехин слушает, — сказал он. Фразу эту он составил заранее и репетировал не раз. Пусть знают — в МУСе работают люди лучшей революционной выучки, а не старорежимные держиморды.
— Александр Александрович? Слава Богу, удалось вас поймать. А то телефонируем в Кремль — отвечают, что вы ушли домой, телефонируем домой — отвечают, вы ушли погулять. На всякий только случай решил позвонить в МУС — и надо же, повезло, — голос в трубке был властным и вежливым одновременно. Железная рука в бархатной рукавице
— Вы… Вы, наверное, имеете в виду следователя по особо важным делам Александра Александровича Арехина. А я — его тёзка, Орехин.
— А… Тёзка… Хорошо, тезка, если вдруг Александр Александрович Арехин придет в МУС, передайте ему, пусть срочно позвонит Гранитову. Запишите — Гранитову, — продиктовала трубка, затем справилась — Вы, надеюсь, грамотны?
— Так точно — вырвалось у Орехина.
— Тогда я спокоен. Не знаете, где ещё стоит поискать вашего тезку?
— Я… — тут Сашка увидел, что тёзка Аз стоит у раскрытой двери и молча протянул тому руку с трубкой.
Арехин подошел к аппарату, взял трубку:
— Следователь Арехин у телефона.
2
Сашка не хвастался — слух у него и в самом деле был отменный. Вот и сейчас он слышал, что говорили на другом конце телефонного провода. А вот как тезка Аз подошёл — не слышал. Умел тезка Аз ходить тише кошки.
— Александр Александрович, не в службу, а в дружбу! Дело-то заковыристое, никому, кроме Вас, не под силу, — дребезжал голос из ниоткуда.
— Да, Сигизмунд Викентьевич, но, мне кажется, мы днём обо всём уже договорились.
— Договорились, договорились, голубчик. Но вот какая штука: пропал третий эшелон!
— Пропал?
— Бесследно! Как и в первых двух случаях, коменданта эшелона встретили доверенные люди — ну, вы понимаете, кто.
— Догадываюсь.
— И не только встретили. Отдали приказ и устный, и письменный. После чего все, за исключением машиниста и кочегара, эшелон покинули. И — всё. Сорок вагонов пшеницы, тысячи и тысячи пудов хлеба — исчезли! Опять! Я этого не перенесу! Вы понимаете — буквально не перенесу!
— Я понимаю, понимаю.
— Так я могу на вас рассчитывать, голубчик?
— Я, Сигизмунд Викентьевич, некоторым образом на службе…
— Приказ Феликс Эдмундович подпишет, вы не сомневайтесь. Ведь дело и его касается. Да что подпишет, уже подписал, я знаю наверное. Ну, вы понимаете…
— И это понимаю.
— Если хотите, и Лев Давыдович мандат даст.
— Хочу. Но кое-что мне необходимо получить именно от вас.
— От меня? Все, что угодно, хоть отряд латышских стрелков.
— Польских? Немецких? Латышских? Чешских?
— Любых. Даже китайских.
— Большой отряд?
— Двенадцать человек прямо сейчас. С грузовиком и пулемётом.
— Возможно, позже, пока они ни к чему.
— Но мне держать их в полной готовности?
— Держите, — подумав, согласился Арехин.
— Вы меня воскрешаете!
— Да, сейчас мне нужно овса.
— Овса?
— Да, обыкновенного овса. Для лошадей. Концы большие, разъездов много, а у моих рысаков овёс на исходе.
— Овса… — Орехин понял, что с овсом, в отличие от латышских стрелков, дело обстояло сложнее. — Ах, чего уж. Пришлю овса, много. И людского фуражу тоже. Прямо сейчас. Только, прошу, вы уж постарайтесь. Три эшелона! Да с меня голову снимут!
— Я постараюсь, — Арехин положил трубку на рычаг.
Накануне тезка Аз выглядел уставшим, посеревшим, Сашка даже подумал, уж не прицепилась ли инфлюэнция. Или с питанием у тезки совсем плохо. Но сейчас Арехин был полон бодрости и сил.