Но сколько бы я себя не убеждала, меня все равно начинает тошнить от перспективы подняться туда.
Аукцион Оливии продолжается, цена за нее поднимается до восьмидесяти тысяч и ее покупает мужчина лет сорока. Когда она возвращается к столу, она кажется, довольна этой цифрой.
Я бы тоже была.
Мне кажется, десять тысяч стоят того, чтобы переспать с кем-то, кто намного моложе покупателя Арабеллы.
Когда маленький мужчина с портфелем подходит к Оливии, она уточняет, может ли получить деньги наличными. Он говорит, что у них нет столько денег с собой. Она думает, должна ли попросить денежный перевод или позволить, чтобы деньги перевели на ее счет. Думает о налоговых сборах. Очевидно, что наличные лучше всего, тогда ей не придется отдавать государству тридцать процентов.
Но кто, черт побери, ходит по Нью-Йорку, имея при себе девяносто тысяч баксов наличными?
В конце концов, она дает ему номер банковского счета.
Я так поглощена их разговором, что не замечаю, как Лизбет снова начала аукцион. И она называет мое имя!
— Элли! — говорит Лизбет снова и снова.
Оливия тычет меня локтем в ребра. Я застигнута врасплох, так что у меня даже нет времени беспокоиться о происходящем.
— Она зовет тебя, — говорит Оливия.
Я киваю и встаю. Это действительно происходит?
Я иду к сцене.
Я ходячий труп.
ГЛАВА 11
Когда приходит моя очередь...
Яркий прожектор света ослепляет меня. Я не могу видеть ничего перед собой. Нацепив на лицо улыбку, я стою, опустив руки по бокам. Внезапно я очень хорошо осознаю, как сильно мои туфли на высоких каблуках жмут мне ноги. Я изо всех сил пытаюсь дышать в этом узком платье, которое не позволяет мне делать шаги больше чем на пару сантиметров.
— Давайте начнем аукцион с десяти тысяч, — говорит Лизбет в микрофон. — Могу ли я получить десять тысяч?
— Двадцать тысяч. Тридцать тысяч.
Мои глаза наконец-то привыкают к яркости сцены. Таблички продолжают взлетать в воздух, пока цифры поднимаются все выше и выше.
— Ладно, что на счет восьмидесяти тысяч? — говорит Лизбет, абсолютно довольная тем, как продвигается аукцион.
Меня действительно купят за восемьдесят тысяч? Эта цифра продолжает витать в моей голове, как какая-то непостижимая цель.
Где-то в глубине комнаты я замечаю Блейка Гэррисона и Харрисона Брукса. Они сидят за тем же столом и поднимают свои таблички каждый раз, когда цена поднимается.
Пожалуйста, пусть это будет кто-то из них двоих, молю я про себя. По крайней мере, я уже знаю их. И они моего возраста.
Цена достигает девяноста тысяч, и все, кто был в торгах, остальные, что участвовали в гонке, отступают. Остаются только они двое. И они продолжают конкурировать.
Я действительно получу сто тысяч долларов? Сумма денег, которая, даже не кажется реальной.
— Сейчас, для тех, кто еще участвует в торгах, знайте, что к нам присоединился один очень эксклюзивный претендент. Сейчас его нет в этой комнате, но у него есть доверенное лицо, посредник, который будет делать ставку за него. Он, конечно же, наблюдает за происходящим и общается со своим доверенным человеком, — говорит Лизбет.
Что? Секретный претендент? Которого нет в комнате? Это еще что такое, черт побери? Кто он?
— Как насчет того, чтобы предложить сто десять тысяч долларов?
Я смотрю на Брукса и Блейка, которые поднимают свои таблички. Они настроены решительно.
— Участник торгов, которого я представляю, хотел бы предложить сто пятьдесят тысяч, — кричит сзади мужчина.
— Хорошо, тогда, как насчет ста пятидесяти?
Парни на секунду замирают.
Но Блейк нет.
Слишком большая сумма.
— Двести пятьдесят тысяч долларов, — кричит посредник сзади.
Лизбет выглядит абсолютно шокированной, но быстро берет себя в руки. В конце концов, она же профессионал.
— Двести пятьдесят тысяч долларов раз.
Я смотрю на Брукса и пытаюсь мысленно поднять его табличку, но он качает головой.
— Двести пятьдесят тысяч два.
— Элли продана мистеру Блэку за двести пятьдесят тысяч долларов.
Мистер Блэк. Таинственный покупатель.
Я слышала это имя прежде. На вечеринке его шептали приглушенными голосами. А теперь он купил меня. Из всех девушек именно меня. За двести пятьдесят тысяч долларов.