Тайная стратегия развала СССР

Еще в марте у Уайнбергера произошел спор с советским послом Анатолием Добрыниным на приеме по случаю дня рождения директора «Pepsico» Дональда Кендалла. Добрынин попросил дать ему возможность поговорить с министром обороны, Кендалл выполнил эту просьбу. Советский посол пытался быть настойчивым. «Как вы полагаете, куда идут наши страны? — спросил он. — Почему сейчас в воздушном пространстве столько инцидентов?»

«Возможно, отчасти потому, что, по мнению Вашингтона, важно, чтобы Советский Союз и весь мир узнали, как США изменились, — ответил Уайнбергер. — Со времени прихода к власти юной администрации мы будем сильнее и решительнее. И кроме того, нас беспокоят советская политика в Афганистане и Польше».

Добрынин быстро ответил: «Поверьте, моя страна прекрасно знает, насколько изменились США. Я сообщаю об этом, и делаю это аккуратно. Полагаете ли вы, что для наших стран все же важен диалог, а не только обмен заявлениями?»

«Конечно, — ответил Уайнбергер, — при условии, что атмосфера и обстоятельства создадут реальные перспективы эффективных переговоров и возможность удачного их завершения. Если бы Советский Союз вторгся в Польшу, это означало бы, что такие переговоры бессмысленны».

Москва со своей стороны не давала понять, что согласна на уступки в вопросе о Польше. Советская Армия уже несколько месяцев проводила учения вдоль западной границы страны. «Мы надеялись, что испугаем поляков и они капитулируют», — вспоминает один из бывших сотрудников советской разведки. В районе Торуня и других частях Польши советская авиация производила боевые полеты. В Польшу транспортировались боевые вертолеты и транспортировщики, что говорило о том, что военная операция не за горами. Кроме того, что эти действия оказывали нажим на поляков, они были опасны в том смысле, что полеты советских летчиков не контролировались с польской стороны.

Высшие круги Варшавского Договора уже в 1980 году склонялись применить военную силу. Согласно протоколу чрезвычайной встречи членов Варшавского Договора, созванной Леонидом Брежневым, некоторые его члены считали «Солидарность» угрозой для всего советского блока. Перед саммитом в конце 1980 года Эрих Хонеккер писал Леониду Брежневу: «Согласно информации, получаемой по разным каналам, силы контрреволюции в Польше перешли в наступление. Любое колебание будет означать гибель социалистической Польши. Вчера еще наши соединенные усилия могли быть преждевременными. Сегодня они необходимы, а завтра будут запоздалыми».

Брежнев разделял беспокойство Хонеккера. В протоколе встречи были записаны его слова: «Ситуация в Польше и опасность, исходящая от Польши, является делом не только Польши, она касается нас всех». Политическое землетрясение в Москве могло бы пошатнуть фундамент всей империи. Но Брежнев не смог предвидеть действий Вашингтона. Как поступит этот новый ковбой в Белом доме?

Совет национальной безопасности в каком-то смысле отдавал себе отчет, что ставится на карту в Польше. Ричард Пайпс подготовил для президента записку на двух страницах, в которой указывал, какого рода угрозу для Кремля составляет «Солидарность» и почему так важно поддержать деятельность этого движения. Он сообщал, что второй после Советского Союза «самой важной страной Варшавского Договора является Польша». Кремль считал, что «Солидарность» — заразная болезнь», от которой социалистическому сообществу необходимо избавиться. Если б это не удалось, весь советский блок был бы «под угрозой нестабильности». «Вирус уже распространился». В Прибалтийских странах также дошло до беспорядков, подобных тем, которые предшествовали возникновению «Солидарности». Деятели этого профсоюза были в контакте со своими братьями-католиками в Литве, у которых их взгляды находили позитивный отклик. В сентябре 1981 года активисты «Солидарности» всенародно огласили свое «Послание к людям труда в Восточной Европе». Один из руководителей движения, Анджей Гвязда, зачитал на съезде профсоюза в Гданьске резолюцию: «Мы поддерживаем тех из вас, кто решился вступить на трудный путь борьбы за свободное движение профсоюзов». Коммунистическое правительство Польши быстро выступило с осуждением резолюции, утверждая: «Это заявление означает, что «Солидарность» выступила против социалистического мира».

Записка Пайпса была передана всем высшим членам Совета национальной безопасности: Рейгану, Аллену, Бушу, Хейгу, Уайнбергеру и Кейси. Она наэлектризовала всех. «Мы больше чем когда-либо были убеждены, что «Солидарность» должна выстоять», — вспоминал Уайнбергер.

Кремль стремился втащить Польшу назад в овчарню, администрация Рейгана в это же время хотела использовать то, что в советском блоке вырисовалась щель. Ставка была слишком высока, но ни первая супердержава, ни вторая не хотели слишком агрессивным стремлением к цели создать риск глобальной войны. Это должна была быть лишь битва теней, происходящая на грани мира и войны.