Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 3

Разоружение остатков армии в 35 тысяч человек на территории Эстонии началось 8 января 1920 года и проходило без существенных эксцессов. Проблемы начали возникать позже. Из-за голода, холода и антисанитарных условий среди массовых скоплений русских солдат и беженцев на фронте и в тылу возникла эпидемия страшной болезни — сыпной тиф, который за каких-то 3–4 месяца унёс жизни около 12 тысяч человек. Принято считать, что тифозная вша попала в Северо-Западную армию вместе с несколькими сотнями трофейных овчинных полушубков, без предварительной дезинфекции взятых в использование. Эпидемия усугубилась в январе 1920-го, когда начался полный развал и агония армии. Несмотря на соответствующие распоряжения, подразделения Северо-Западной армии не посещали баню и пункты дезинфекции. В казармах в Нарве, а также в госпиталях и лазаретах была повсеместная грязь и антисанитария. Медперсонала не хватало, здоровые солдаты разбегались кто куда, чтобы не заразиться от своих больных товарищей. Офицеры боялись необузданной солдатской массы и просто расходились. Начался массовый переход на сторону красных. В этой ситуации эстонское руководство приняло решение взять опеку за ранеными и больными северо-западниками на себя. Начали наводить порядок в больницах и лазаретах, собирать бродивших без присмотра больных солдат, формировать санитарные отряды и проводить дезинфекцию. Американский Красный Крест также оказал значительную помощь в доставке медикаментов. В результате этих мероприятий смертность упала с 50 человек в день до двух, и к концу апреля эпидемию удалось остановить»[728].

При этом ни слова не говорится о судьбе большинства русских, попавших в Эстонию, цифры погибших в результате заболеваний преуменьшаются, а роль эстонских властей в помощи обездоленным россиянам преувеличивается.

На самом деле судьба Северо-Западной армии, которой командовал генерал Н.Н. Юденич, была действительно трагичной.

По договору Эстонии с Советской Россией СЗА подлежала расформированию и превращалась фактически в массу беженцев. Отношение эстонцев к белому движению было враждебным, поэтому они терпели армию генерала Н.Н. Юденича как неизбежное зло и как союзника в борьбе с большевиками.

От болезней вследствие тяжелейшего положения армии в Эстонии и отношения к ним эстонских властей умерли тысячи людей. В полках насчитывалось по 700–900 больных при 100–150 здоровых. Количество больных, помещенных в госпитали, достигало 10 тыс., общее число заболевших составляло 14 тыс. Более того, эстонское правительство объявило призыв на принудительные лесные работы 15 тыс. «лиц без определенных занятий» (то есть ровно столько, сколько было тогда работоспособных чинов армии), реально было отправлено на работы 5 тыс. человек[729].

Общеизвестен факт, что, например, 2 марта 1920 г. Учредительным собранием Эстонской Республики было вынесено обязательное постановление «О лесных работах». Призыву на эти работы подлежали все трудоспособные мужчины в возрасте от 18 до 50 лет. В тексте подчеркивалось, что призыву на принудительные работы подлежат «лица без определенных занятий», что откровенно указывало на русских беженцев и бывших чинов СЗА. Лиц, уклонявшихся от данной повинности, ожидал одногодичный срок заключения в концентрационном лагере Пяэскюла, расположенном под Ревелем, или штраф в 100 тыс. эстонских марок. Отказникам также предлагали выбор: принудительная высылка в Советскую Россию или трудовая повинность. Оставшиеся в живых северо-западники были полностью лишены гражданских прав и средств к существованию, им ничего не оставалось, как подчиниться. Случалось, что остатки полка расформировывались прямо в рабочие артели[730].

Такое же было и отношение властей Латвии к оказавшимся на ее территории русским войскам.

3. В 1990–2000-е гг. в печати стали встречаться работы, призывающие пересмотреть взгляды на причины, содержание и последствия профашистских переворотов в 1930-е гг.

Современные прибалтийские историки «забывают» о недемократизме режимов Ульманиса, Пятса и Сметоны, особенно в контексте «оккупационной риторики» в адрес Москвы и концепции современного правопреемства с довоенными республиками (фактически — авторитарными диктатурами). И обижаются, сталкиваясь с их научным определением в качестве профашистских и полуфашистских режимов. Вот что говорят об этом латвийские историки:

«Очевидная политическая нестабильность и угроза государственного переворота со стороны как левых, так и правых политических сил в мае 1934 г. подтолкнули центриста Карлиса Ульманиса к решению принять бразды правления в свои руки.