Окончив Киевское юнкерское училище по II разряду, был определен в 103-й Петрозаводский пехотный полк с присвоением первого офицерского звания подпоручик. Ровно через четыре года он получил очередное звание, а спустя аналогичный период выслужил чин штабс-капитана.
Жизнь русского офицера в строевых частях — не сахар. Повседневное исполнение воинских обязанностей, полевые учения, муштра и сплошные ограничения. Одним словом, гарнизонная рутина. А если появлялось свободное время, то офицеры рады были снять усталость в ходе мужских попоек или пирушек с участием веселых вдовушек.
В отдаленном гарнизоне не было приличной публики и достойной спутницы жизни. К тому же для военных существовал запрет на создание семьи до 28 лет, в противном случае необходимо было доказать, что имеешь достаточный доход для ее содержания. И здесь тысячи русских офицеров, беспоместных дворян, попадали в тупик. Имений нет, значит, и достатка нет. Перспектива занятия высокой должности в полку для многих отсутствовала, как и не было реальной возможности покинуть часть, например, для поступления в Николаевскую Академию Генштаба.
Сразу после помпезного празднования столетия полка с вручением Георгиевского знамени 16 мая 1903 г. Ральцевич подал рапорт о намерении продолжить военную службу в другом качестве. Одной из возможностей карьерного роста, да и просто вырваться из медвежьего угла, был перевод в Отдельный корпус жандармов.
С момента создания политической полиции в России от претендентов требовалось дворянское происхождение, оконченное по I разряду военное училище и не менее шести лет строевой службы. Не допускались лица, «бывшие в штрафах», имевшие долги, а также под судом и следствием. В православной державе лицам польского происхождения, католического исповедания или женатым на католичках, евреям, пусть даже крещеным, путь в жандармерию был закрыт[57]
.Итак, Сергей Матвеевич выдержал экзамены и окончил полугодичные курсы в столице, где среди главных предметов прослушал историю революционного движения, политический сыск, производство дознания. При этом он получал жалованье из части, считаясь прикомандированным к ОКЖ. За это время жандармы собрали подробные сведения о его семье, нравственных качествах и убеждениях, а также взаимоотношениях в полку. Картежники и выпивохи в расчет не брались. И только после этого на основании приказа императора состоялось зачисление в жандармский корпус.
Огромной империи нужны были свежие кадры для охранения устоев и борьбы с инакомыслием, и штабс-капитан Ральцевич заступил на должность адъютанта начальника Ярославского губернского жандармского управления. В установленном порядке его пехотный чин был переименован в соответствующий кавалерии — ротмистр. А через год последовало назначение на самостоятельную работу — помощником начальника Пермского ГЖУ по Верхотурскому уезду.
В служебном досье Ральцевича было отмечено, что ротмистр недавно женился, однако (вот проступок!) разрешение его превосходительства на бракосочетание поступило в Пермь уже после венчания.
После смены рода деятельности офицер серьезно задумался об устройстве семейного гнезда. Объезжая по службе крупнейшие на Урале частные заводы Демидовых и Половцевых, бывая в приличных обществах, он высмотрел в доме священника Кушвинского казенного завода молодую и пригожую лицом девицу. Молодице только исполнилось 24 года, а разница в десять лет по тем временам считалась нормой.
Казалось бы, обычная житейская история, присмотрел, познакомился, попросил «руку и сердце» и увез девушку из отцовского дома после веселой свадебки.
Ан нет. В Российской империи брак был строго регламентирован, и к нему относились серьезно. Для лиц, состоящих на государственной службе, подготовка женитьбы была обременена и другими условиями. Обязательным являлось получение письменного дозволения высшего начальства. Без оного виновный, даже жандармский офицер, мог загреметь на гауптвахту. Выбор невесты офицера должны были одобрить не только родители, но и «семь посаженных отцов» по служебной линии из губернского центра и столицы.
28 марта 1905 г. С.М. Ральцевич обратился к тогдашнему своему начальнику А.В. Бабушкину с рапортом одобрить выбор невесты. Согласно приказным нормам, тот запросил Верхотурского уездного исправника «совершенно негласным путем собрать и сообщить в возможной скорости сведения о поведении, нравственности и политической благонадежности дочери протоирея Кушвинского собора Екатерины Николаевой Левитской».
Исправник А. Овчинников через пару недель ответил следующее.