Тайная связь его величества

— Валерия Пименова, — сообщил я. — Она-то всегда ухитрялась попасть в привилегированную зону.

Дама в окошке расплылась в улыбке.

— Вы с ней знакомы? Не видела ее уже неделю и начала беспокоиться. Она не заболела? Как правило, по субботам и воскресеньям Лерочка всегда здесь.

Я замялся, и женщина насторожилась.

— Что-то случилось?

— Ну… в общем… — забубнил я, — Валерия…

Кассирша встала и открыла дверь.

— А ну-ка зайдите сюда.

Я втиснулся в узкое пространство.

— Меня зовут Эсфирь Моисеевна. А вы кто? — строго спросила дама.

— Иван Павлович Подушкин, — представился я.

— Что с Валерочкой? Немедленно рассказывайте! — потребовала она.

Я набрал полную грудь воздуха.

— Она умерла.

— Вейз мир! [6]— ахнула Эсфирь Моисеевна. — Совсем ведь молодая! Что произошло? Автокатастрофа?

Я сказал почти правду:

— Пименова упала и разбила голову.

Кассирша вынула из сумки кружевной платочек и стала промокать глаза.

— Вы ее хорошо знали? — осторожно спросил я. — Простите, что принес плохую весть.

Эсфирь Моисеевна показала рукой на крохотную табуреточку, придвинутую к стене.

— Садитесь, пожалуйста. Знакома ли я с Лерочкой? Она к нам много лет ходит. Помню, как они с Сонечкой тут впервые появились. Когда это случилось? Ох, давно… У Вайнштейн был как раз первый концерт…

— У кого? — перебил я.

Моя собеседница принялась медленно складывать платочек.

— Сонечка Вайнштейн — дочь Абрама Моисеевича, лучшего друга Якова Ароновича, нашего директора. Поразительно одаренный ребенок! В тринадцать лет звучала как взрослый исполнитель, ничего детского в ее игре не было, настоящий вундеркинд. На мой непрофессиональный взгляд, Сонечке слегка мешала повышенная эмоциональность. Она была будто без кожи, выдавала лишь черно-белые реакции, никаких полутонов. Радость — так до слез, гнев — до обморока. При любом разговоре Соня сразу начинала размахивать руками. Когда я впервые увидела девочку, она стояла у нас тут на втором этаже и, как мне показалось, ругалась с мамой. Помнится, я еще удивилась: почему мать улыбается, глядя на дочь, которая, сдвинув брови, бурно жестикулирует, сжав кулаки… Потом мы подружились, и я поняла, Соня обожает Адель, так звали ее маму, просто у девочки такая манера общения, прямо-таки итальянская. Кстати, многие люди, не знакомые близко с Вайнштейн, поражались мрачному выражению лица юной исполнительницы во время концерта. В Сонечке не было ни капли агрессии, но в момент радости, неприятности или вдохновения она всегда насупливалась… Ей бы научиться сохранять спокойную милую улыбку… Но улыбаться у Сони не получалось, вместо этого она хохотала во весь голос. Одним словом, не умела дозировать эмоции. И была уникальной скрипачкой. Концертный зал «Симфония» никогда не выпустит на сцену бог знает кого, у Якова Ароновича жесткая позиция на сей счет. Директор часто повторяет: «Пока я здесь хозяин, у нас будут появляться исключительно талантливые люди». И не важно, что у музыканта нет громкого имени, что о нем не пишет пресса. Журналисты часто плохо разбираются в музыке и от безграмотности возвеличивают того, кто поднимает наибольший шум, колотя по клавишам. Сонечка была бриллиант и могла стать мировой знаменитостью, звездой, но девочку лишил жизни какой-то бандит.

Эсфирь Моисеевна скомкала платочек.

— Ужасное происшествие! Вроде на Сонюшку напали, изнасиловали, убили, забрали кошелек и кольцо. Не знаю, правда ли это, но народ так говорил. А футляр со скрипкой не тронули. Мерзавец не знал, что инструмент дорогой. Конечно, это был не Амати, не Страдивари, не Гварнери, но тоже старинная работа. Родители Сони купили скрипку в Питере, а Яков Аронович потом ее хорошему реставратору отдал. Сонечка была так счастлива, когда получила подарок. Прибежала ко мне, сдвинула, как всегда, брови, насупилась, руками замахала: «Тетя Фира, посмотрите, какая чудесная скрипка! Назову ее Леонид — в честь великого скрипача Леонида Когана. Никогда с ней не расстанусь, умирать буду, а из рук не выпущу. Хочу, чтобы инструмент ко мне в гроб положили». Помнится, я еще ее укорила: «Не надо говорить глупости, рано тебе о похоронах думать. Жизнь только начинается, у тебя все впереди». И вон что получилось. Вскоре Соню упокоили вместе со скрипкой.

Пожилая кассирша прижала ладони к щекам.

— Мало того, что несчастная девочка погибла в расцвете лет, так еще на кладбище скандал разыгрался. Туда явилась какая-то жуткая баба и подняла крик. Вопила нечто несусветное, дескать, скрипку надо достать из гроба и отдать ей. Потому что, видите ли, отец Сони приходится скандалистке то ли мужем, то ли братом, он наделал долгов, чтобы дочке скрипку преподнести, а значит, инструмент надо продать, чтобы эта психопатка расплатилась с ростовщиками. Ну что за чушь, а? Родители у гроба стоят, все друзья прекрасно знают, кто отец Софьи — Абрам Моисеевич, а ее мать Адель Самуиловной зовут. Пришлось вызывать милицию, сумасшедшую увезли в отделение. Нас тогда всех словно бетонной плитой придавило. Ребенка несчастного хороним, надо же было этой психопатке объявиться. Представляете, какой кошмар?

Я молча кивнул.