— Заварки нет, — объявила радушная хозяйка, войдя на кухню. — Из-за тебя чайник гонять не стану, он много электричества жрет. Говори, зачем пришел, и уходи.
Я быстро оглядел крошечное, забитое всяким хламом пространство и понял: Надежда Васильевна тащит в дом всякую ерунду, подобранную на помойке. В кухоньке темно, на подоконнике навалены все те же печатные издания, за ними не видно стекла. Вместо светильника под потолком еле-еле мерцает пятнадцативаттная лампочка. На столе груда барахла, на полу пирамида из гнутых алюминиевых кастрюль. На древнем холодильнике три разномастных радиоприемника. Я в последний раз видел такие в глубоком детстве.
— Долго молчать собрался? — осведомилась хозяйка квартиры.
— Сядьте, пожалуйста, — попросил я. — У меня не очень приятная для вас новость.
— Не командуй! — отрезала бабка. — В своей квартире нахожусь, честно грабительскую коммуналку оплачиваю, долгов по жировкам[7]
не имею. Что хочу, то дома и ворочу. Желаю стоять? Стою. Надоест — лягу. Давай, выкладывай, с какой вестью явился.— Ваша дочь… — начал я.
Но бабка не дала договорить.
— Идиот, да? Русского языка не понимаешь? Нет у меня детей! Одно горе от них и расходы. Если более сказать нечего, прощай!
— Валерия Алексеевна Пименова умерла, — выпалил я. — Вернее, была убита.
Реакция старухи оказалась неожиданной.
— Ну и слава богу! А мое какое дело? Погоди! Никак вы там в своих кабинетах решили, что я обязана ее хоронить? У бедного государства денег на гроб не нашлось? А ты знаешь, сколько средств у меня в сберкассе сгорело, когда реформа случилась? Двадцать пять тысяч! Да на них пять жизней прожить можно. «Волга» в три раза меньше стоила. А теперь я должна позорину упокоивать? Ни стыда ни совести у тебя нет, пришел к бедной пенсионерке деньги тянуть. Не дочь она мне! Конец разговору!
Я попытался успокоить разбушевавшуюся мегеру.
— Надежда Васильевна, о деньгах речь не идет.
— Да ну? — с недоверием осведомилась гарпия. — О чем тогда?
— Валерия Алексеевна погибла, идет расследование, — пояснил я. — Закон так велит. Вас никто не неволит забирать тело, если не хотите заниматься погребением, ее похоронят за счет государства. У Валерии не было ни мужа, ни детей, поэтому…
— Ясное дело, — поморщилась Пименова, — у таких, как она, младенцы не рождаются.
— У каких младенцы не рождаются? — быстро среагировал я.
— У больных, — буркнула хозяйка и отвернулась.
Я решил держаться до последнего. Ни за что не уйду, пока хоть что-то не выясню! Не станет же Надежда драться со мной?
— Валерия страдала каким-то недугом?
Бабка рассмеялась.
— Страдала? Нет, наслаждалась. Мучилась я. В меня пальцем до сих пор тычут, в спину плюют, обзывают по-всякому. Муж позора не вынес, умер. Хорошо ему, лег в могилу уютно, а жену бросил одну на съедение гадам. В двадцать третьей квартире Алка живет, так она мне в дверь постоянно гвозди вбивает, мерзости всякие пишет, мусор к порогу подбрасывает. Вон сколько мне из-за Валерии терпеть выпало! А виноват муж, назвал девку как парня. Я ему говорила, плохо это, пусть Леной будет или Таней. Нет, уперся, старый козел. Когда правда на свет выплеснулась, он слег, а я к его постели подошла и сказала: «Ну и чего, не послушал меня? Получил своего Валеру?»
— Почему на вас пальцем указывают? — я попытался разобраться в этой истории.
— Потому! — фыркнула Надежда Васильевна. — Не хотел народ больную в доме видеть, шарахался от нее. Алка один раз на лестнице заорала: «Лучше сдохни, не ходи по подъезду!» Во как. А потом начала мою дверь уродовать. Стерва!
— Чем болела Валерия? — вновь задал я все тот же вопрос.
— Сифилисом! — выпалила бабка. — Венерическое заболевание от проституции. Услыхал, чего хотел? Прощай.
В течение следующего получаса я так и этак пытался выудить из старухи какую-либо информацию о дочери, но постоянно натыкался на каменную стену хамства. Бабка упорно твердила, что Лера была проституткой, потому и подцепила сифилис, все соседи возненавидели ее. Валерия ей не дочь. Не дочь, и точка!
В конце концов я сдался, попрощался с сумасшедшей, очутился на лестничной клетке и увидел, как из расположенной напротив квартиры выходит пожилая дама с помойным ведром в руке.
— Молодой человек, букет на полу ваш? — строго спросила она.
— Мой, — вздохнул я. — Где тут у вас мусоропровод? Между этажами?
— Хотите розы выбросить? — удивилась женщина.
Я поднял завернутый в хрусткую бумагу букет.
— Да, вот такая цветам незавидная судьба выпала. Не волнуйтесь, я поломаю стебли, целиком букет не стану совать в мусоропровод, он не забьется.
Соседка Пименовой поставила ведро.
— Мне цветы жаль, свежие совсем, очень красивые. Несли девушке, а та отказалась взять? Не переживайте, забудьте про нее. Найдете еще хорошую невесту, какие ваши годы.
Я показал на дверь Надежды Васильевны.
— Презент предназначался хозяйке этой квартиры, но она от него отказалась, только пирожные взяла. Вы, наверное, Алла? Простите, отчества не знаю.
— Предпочитаю, чтобы ко мне обращались по имени. Но откуда вы имя знаете? — удивилась дама.