Тайная улыбка

Я состроила гримасу, и вокруг моего правого глаза возникла боль, штопором впивающаяся в мышцы. Это дело рук Брендана. Заставить меня стоять рядом со счастливой парой и подписать свое имя под их именами. Позировать перед камерой. Улыбаться Брендану, моему зятю, члену моей семьи. Меня затошнило, пришлось отодвинуть тост в сторону. Удалось допить уже остывший кофе.

Наверное, просто следует сказать «нет». Нет, я не буду вашим чертовым свидетелем. Нет, я не стану играть в ваши игры. Нет, нет, нет, больше никогда. Наверное, вообще лучше отстраниться от бракосочетания. В любом случае им лучше обойтись без меня. Но конечно, я должна присутствовать там, потому что мое отсутствие будет рассматриваться как еще одно истерическое проявление с моей стороны: сумасшедшая, одержимая, снедаемая любовью, исполненная ненавистью Миранда; привидение на празднике. Должна там быть, потому что я единственная, родная сестра Кэрри.

Вздохнула и встала, затянула пояс на халате, прошла через комнату к телефону, набрала номер.

– Алло?

– Мама. Это я.

– Миранда. – Монотонный голос, к которому я привыкла после смерти Троя.

– Привет. Прости за ранний звонок. На самом деле я просто хотела поговорить с Кэрри. О том, чтобы быть свидетелем.

– Она говорила, что простила тебя… – Повисла пауза, затем: – Я полагаю, это очень широкий жест с ее стороны.

– Да, – отвечала я. – Можно с ней поговорить?

– Пойду позову ее. Но до этого… Мы думали, я и Дерек, что нам нужно устроить небольшую вечеринку для них до пятницы. Не будет никакого званого вечера в день регистрации. Кажется, это нехорошо. В любом случае они почти сразу же уедут на неделю. Соберемся только семьей, просто для того, чтобы пожелать им всего хорошего. Мы думаем, это важно для них. Точно придут Билл и Джуди. Завтра ты свободна?

Поистине, это был не вопрос.

– Да.

– Около семи. Позову тебе Кэрри.

Я сказала Кэрри, что буду свидетелем, и Кэрри ответила, что она рада, холодным вежливым тоном. Я сказала, что увидимся завтра, а она ответила «хорошо», словно пожала плечами. На меня нахлынуло внезапное воспоминание, как яркий луч солнечного света в ненастный день, о том, как мы с Кэрри плавали в волнах вдоль корнуоллского побережья. Мы сидели в больших резиновых надувных кругах, а волны снова и снова выбрасывали нас на берег, пока мы полностью не выдохлись от усталости и холода; наша кожа горела, натертая песком. Нам было около десяти и восьми лет. Помню, как мы вместе смеялись друг над другом, пронзительно визжали от радостного страха. Обычно ее волосы были заплетены в аккуратные косички. Улыбка была застенчивая, рот обычно закрыт, но порой на ее щеке появлялась маленькая ямочка. Думаю, появляется и сейчас.

– Думаю о тебе, – торопливо проговорила я, желая при этом упасть на колени и завыть.

Воцарилась тишина.

– Кэрри!

– Спасибо, – отвечала она. И затем: – Миранда…

– Да?

– О, ничего. Увидимся завтра.

Она положила трубку.

Я ехала на работу. Передо мной в тумане едва проглядывали дома и машины. Как тени проходили люди. Деревья, словно мрачные призраки, стояли по обочинам дорог. Был один из тех дней, в которые всегда недостаточно света, а сырость, проникая через одежду, становится второй ледяной кожей.

Дом в Тоттенхеме был тихим и холодным. Звук моих шагов гулко разносился по половицам, стук молотков эхом отражался от стен комнаты. Я выпила слишком много чашек едкого растворимого кофе только для того, чтобы согреть руки вокруг одной из кружек с отбитыми краями и в пятнах, которые владельцы оставили нам. Лучше быть на работе, поскольку что еще я могла бы делать? Никаких рождественских покупок. Никаких посиделок с моей матерью на кухне, наблюдая, как она раскладывает кружочки теста в формочки и наполняет их мясным фаршем. Никаких сплетен с Лаурой. Никакого хихиканья над одним из сюрреалистических замечаний Троя. Я работала до тех пор, пока не ссадила кожу рук, потом поехала домой и сидела в гостиной под потолочной балкой. Эта потолочная балка… Мне хотелось, чтобы потолок под своим собственным весом рухнул вниз в облаке штукатурки прямо на меня.

Я сидела так около часа, просто сидела и слушала, как капает дождь с веток уже обнаженных деревьев на улице. Затем взяла телефон, потому что нужно было поговорить с кем-нибудь. Нажала несколько первых цифр номера телефона Лауры, но остановилась. Не могла разговаривать с ней. Что я могла сказать? Помоги? Пожалуйста, помоги мне, потому что я думаю, что окончательно схожу с ума? Я всегда обращалась к Лауре, но сейчас она была для меня закрытой книгой. Подумала о том, что произошло, и почувствовала тошноту. Я подумала о будущем и почувствовала головокружение – все равно что заглянуть в бездонную пропасть под ногами.

В восемь часов я легла в постель, потому что не знала, чем смогла бы заняться. Так я лежала, держа старую рубашку Троя около лица, и ждала, когда наступит утро. Наверное, наконец я все-таки уснула, потому что проснулась, когда уже серел рассвет, мокрый снег падал, пролетая через круги света от уличных фонарей.