Тайная вечеря

— По крайней мере, — оборвал я Александра, — что объединяет меня с вашим другом Леонардо, так это любовь к работе в одиночестве. Вас не затруднит предоставить мне стол и позаботиться о том, чтобы меня никто не беспокоил?

Брат Александр понял, что это вовсе не просьба. Он послушно стер торжествующую улыбку со своего угловатого лица.

— Оставайтесь здесь. Вашей работе никто не помешает.

Библиотекарь сдержал свое слово. В течение тех часов, которые я провел над семью строчками, препорученными мне учителем Торриани в Вифании, мое уединение так никто и не нарушил, что в целом было нехарактерно для моего пребывания в Милане. Безусловно, задание требовало одиночества, как ни одно из тех, с которыми я сталкивался прежде. Я перечитал эти семь строк:

Oculos 'ejus dinumera,
sed noli voltum adspicere.
In latere nominis
mei notam rinvenies.
Contemplari et contemplata
aliis t radere.
Veritas

Теперь все зависело от моего терпения.

Я решил последовать урокам, которые мне преподали в Вифании, применив к этой галиматье техники, столь любимые высокочтимым падре Леоном Баттиста Альберти. Падре Альберти наверняка восхитила бы эта дуэль: мне предстояло не только проникнуть в суть загадки, скрытую за тривиальным текстом, но и, возможно, проследовать за ней к произведению искусства, таящему загадку. Он был замечательным знатоком тайнописи, ценителем искусства, поэтом и философом. Он сочинил траурную мелодию по случаю похорон своей собаки и даже запечатлел на полотне фонтан Треви в Риме. Наш любимый доктор, которого Господь так преждевременно призвал к себе, говаривал, что ни форма загадки, ни ее происхождение не имели никакого значения для решения. Необходимо было лишь двигаться от очевидного к скрытому. То есть сначала понять явное — фа — для того, чтобы затем найти его тайное значение. Он также сформулировал еще один важный закон: загадки следует решать не спеша, вникая в мельчайшие детали и позволяя им отложиться в памяти.

В данном случае более чем очевидно было следующее: стихи скрывали имя. Торриани был уверен в этом, и чем больше я вчитывался в эти строки, тем больше соглашался с ним. Мы оба верили в то, что Прорицатель сознательно предоставил нам подобный путь в надежде на то, что Канцелярия ключей это расшифрует и выйдет на него. Поэтому должен быть ключ, не оставляющий места двутолкованиям. Разумеется, если наш анонимный осведомитель действительно так осторожен, узнать его смог бы лишь очень внимательный наблюдатель.

Что еще привлекло мое внимание во всей этой бессмыслице, так это число семь. Числа, как правило, были очень важны в подобного рода головоломках. Стихотворение состояло из семи строк. Этот странный неправильный размер должен был нечто означать. Так же, как и рыболовный крючок Леонардо. И если это «нечто» и было тем человеком, которого мы разыскивали, текст указывал на то, что его можно было узнать, только сосчитав глаза того, кому нельзя было смотреть в лицо. Этот парадокс обезоруживал. Как можно сосчитать глаза, не глядя в лицо?

Текст не поддавался моему напору. Что означало это загадочное упоминание о глазах? Возможно, здесь существовала параллель с семью глазами Яхве, описанного пророком Захарией [10], или с семью рогами и глазами жертвенного барана из Апокалипсиса? [11] В таком случае, какое имя могло скрываться за этим числом? Центральная фраза была достаточно красноречива: «Цифру моего имени обнаружите рядом с собой». Цифру? Какую цифру? Быть может, это цифра семь? Возможно, не семь, а седьмой. Как, например, анти-Папа Климент VII Авиньонский... Я быстро отмел это предположение. Мне представлялось маловероятным, чтобы наш анонимный автор заслуживал порядковый номер после своего имени. Но тогда что это могло быть? Более того, как понимать странную ошибку, обнаруженную мной в четвертой строке? Почему вместо invenies автор этой шифровки написал rinvenies?

Странности громоздились друг на друга.

Мой первый рабочий день в Санта Мария увенчался лишь абсолютной убежденностью в том, что две последние фразы в «подписи» являются высказываниями доминиканца. Интуиция не подвела Торриани и здесь. Изречение «Contemplari et contemplata aliis tradere» было знаменитой сентенцией святого Фомы, включенной в Suma teologica и принятой нашим орденом в качестве одного из наиболее известных девизов. Оно означало «размышлять и делиться с другими плодами своих размышлений». Другое высказывание, «Veritas» — «Истина», помимо того что являлось еще одним достаточно распространенным девизом нашего ордена, прежде помещалось на наши щиты. Я никогда не видел, чтобы две эти фразы употреблялись вместе, но, прочитанные бегло, они, похоже, утверждали: для постижения истины необходимо пребывать в состоянии неусыпной бдительности. Несомненно, это был хороший совет. Падре Альберти пришел бы от него в восторг.