Тайная вечеря

— Вам следует знать, что человеком, который нарисовал эти карты, был Бонифаций Бембо из Кремоны. Совершенный. Он увидел, что судьба наших братьев в опасности, и решил нарисовать колоду карт, в которых зашифровал некоторые фундаментальные символы нашей веры. К примеру, убежденность в том, что мистически мы принадлежим к роду Иисуса Христа. А какой символ лучше продемонстрирует эту уверенность, чем беременная папесса с крестом Иоанна в руках? Это прямое указание на источник, сообщающий о скором рождении новой церкви из недр старой. Эта карта, — благоговейным тоном добавил маэстро, — ясное пророчество грядущих событий.

42

Мне неведома причина, побудившая падре Банделло отрядить меня с подобной миссией. Если бы я обладал даром пророчества и мог предвидеть, что меня ожидает в ближайшем будущем, уверен, что предпочел бы остаться там, где был. Но судьба непредсказуема, и Господь в этот январский день распорядился так, что я стал послушным исполнителем его непостижимой воли.

Должен сознаться, вначале это вызвало у меня отвращение.

Вместе с одноглазым Бенедетто, могильщиком Мауро и братом Джорджио мне предстояло откопать погребальный тюк с телом падре Тривулцио. Меня выворачивало от одной мысли об этом. Вот уже более пятидесяти лет святая инквизиция не производила эксгумацию трупов преступников для предания их огню. Но, несмотря на мои мольбы оставить мертвых в покое, брату Александру суждено было еще раз увидеть дневной свет. Его скользкий и побелевший труп источал неописуемое зловоние. Несмотря на то что мы обернули тело новым саваном и обвязали его, как колбасу, смрад сопровождал нас всю дорогу. К счастью, не все было так плохо. Я обратил внимание на то, что, хотя рядом с телом брата Александра дышать было совершенно невозможно, этого нельзя было сказать о трупе ризничего. От брата Гиберто не пахло ничем. Совершенно ничем. Могильщик объяснял этот феномен тем, что огонь, объявший его на Пьяццо Меркато, уничтожил все тленные части, наделив тело такими странными свойствами. А одноглазый яростно отстаивал другую теорию, согласно которой худшие выделения ризничего испарились в результате нахождения в больничном дворике под открытым небом в условиях перепада температур, но не выше нуля. Я так и не понял, кто из них прав.

— Если вдуматься, то же самое происходит и с животными, — пытался убедить меня одноглазый. — Или труп лошади, брошенный на заснеженной дороге, чем-то пахнет?

Мы прибыли на равнину Санто Стефано, так и не придя к единому мнению, когда до вечерней оставалось всего полтора часа. Мы повстречали военный патруль у ворот дворца архиепископа и миновали резиденцию Капитана юстиции. Нам не пришлось долго объясняться с гвардейцами, поскольку в полиции знали о наших невзгодах и, бегло осмотрев наши дроги, нагруженные инструментами и веревками, одобрили наше решение вывезти еретиков подальше за город. Наконец мы оказались на прогалине посреди леса. Вокруг царила тишина. Земля хорошо промерзла, поэтому сложить костер из привезенных с собой дров и сжечь наших покойников не составляло особого труда.

Джорджио исправно руководил нашими усилиями.

Он знаками показал нам, как следует складывать дрова в кучу, чтобы возвести большой погребальный костер. Для такого человека, как я, присутствовавшего на многих аутодафе, но никогда даже не прикасавшегося к дровам, это были новые ощущения. Джорджио объяснил, как сложить поленья от меньшего к большему. Я много раз видел, как это делается: самые тонкие поленья должны располагаться у основания, чтобы затем лучше разгорелись более толстые бревна. Когда эта задача была выполнена, он заставил нас уложить вокруг этой кучи длинную веревку, закрепить ее и с помощью свободного конца поднять на вершину тела наших братьев. Выполнив указания нашего приора, мы намеревались вернуться обратно до наступления ночи, чтобы успеть войти в город прежде, чем солдаты иль Моро закроют на засов ворота.

— Знаете, что в этой работе самое лучшее? — запыхавшись, произнес брат Бенедетт о, закончив укладывать труп Гиберто на вершине кучи. Одноглазый вскарабкался вместе с могильщиком наверх, чтобы закрепить тело брата Александра.

— Ага, так, значит, в этом есть что-то хорошее?

— Хорошее в этом то, брат Мауро, - - донеслось до меня брюзжание Бенедетто, — что, если нам повезет, прах этих несчастных осыплется на головы катаров, прячущихся в этих горах.

— Катары, здесь? — запротестовал Мауро. — Вам они всюду мерещатся, брат.

— Кроме того, вы безосновательно наделяете их подобной проницательностью, — вмешался я, обвязывая веревку вокруг тела брата Александра. — Вы и в самом деле полагаете, что они смогуг отличить этот прах от пепла их собственных костров? Позвольте мне в этом усомниться.

На этот раз одноглазый промолчал. Я ожидал, что сейчас веревка натянется и начнет поднимать библиотекаря, но этого не произошло. Мауро Сфорца упустил шанс парировать едкие, как всегда, комментарии помощника приора, и внезапно над поляной повисло долгое и неловкое молчание.