В одном из таких варшавских ресторанов, обычно посещаемом военными писарями, был заагентурен как мнимый шпион писарь штаба Варшавского военного округа, раскрывший большое шпионское дело отца и его сына Г. Сам старик Г. довольно часто приходил в этот ресторан и обратил внимание на одного военного писаря, к которому и обратился с просьбой что-то переписать на машинке, за что хорошо ему заплатил. В следующие свои посещения Г., угощая писаря, попросил его давать ему в копиях те бумаги, которые он переписывает, разумеется тоже за плату. Учуяв в этом недоброе, писарь доложил об этом свей ему начальству, что и послужило началом интересного шпионского дела, дошедшего до суда и раскрывшего многие интересные приемы тайной разведки.
Сведения, получаемые по п. п. А и Б от правительственных чинов и агентов контрразведки, далеко не полностью могут осветить ту среду, в которой вращаются шпионы, а потому без деятельного содействия широких кругов населения здесь не обойтись. Чем выше уровень его политического развития, тем скорее можно рассчитывать на его содействие в деле поимки шпионов. Очень ценные в этом отношении услуги контрразведке могут оказать наши дворники, на глазах у коих протекает повседневная жизнь жильцов домов. И на самом деле эти дворники являлись в прежнее время негласной агентурой политического сыска. Большевики устройством домовых комитетов устранили дворников и тем самым лишились того звена, который в чистых руках совершенно не был тягостен для честных русских людей.
Для иллюстрации полезного участия в делах охраны тайн и интересов государства широких слоев населения я приведу два случая, имевших место во время Великой войны, очень показательных для обрисовки должного понимания русскими людьми своего гражданского долга.
С августа 1915 г. и по февраль 1916 г. я фактически исполнял должность 2-го генерал-квартирмейстера Северного фронта с подчинением мне разведывательного и контрразведывательного отделений. Особенно много работы давало мне контрразведывательное отделение во главе с энергичным и знающим его начальником жандармским ротмистром Сосновским.
Сама жизнь заставляла все более и более раздвигать рамки понятия о контрразведке, широко захватывая экономическую жизнь страны. Вхождение в район Северного Фронта Прибалтийского края, Финляндии, Беломорского побережья, Петроградского военного округа с массой заводов, работающих на оборону, столкновение национальных интересов немцев и латышей в Прибалтийских губерниях, центробежные стремления финнов и шведов в Финляндии, рабочий вопрос в Петрограде – все это тяжелым бременем ложилось на работу чинов контрразведывательного отделения Северного фронта. В день мне приходилось подписывать по контрразведывательному отделению до ста бумаг, базирующихся на обширных докладах чинов контрразведки. Кажется не было министерства, с которым мне не приходилось иметь дела, за исключением лишь Святейшего Правительствующего Синода. Я отлично теперь понимаю вопль генерала Людендорфа о перегруженности его работой по вопросам тыла, не дававшей ему возможности сосредотачиваться на разработке оперативных заданий. Не в лучшем положении был во время Великой войны и генерал Алексеев. Однажды штабом Северного фронта была получена подробная докладная записка одного из наших видных честных работников по страховому делу о том, как наши военные секреты делаются достоянием противника через так называемые перестраховочные конторы. Вся эта записка была проникнута глубоким желанием помочь военному ведомству в борьбе с этим злом. Сущность дела заключалась в том, что существовавшие у нас страховые общества брали на себя лишь одну треть страховой суммы, передавая остальные приблизительно две трети так называемым перестраховочным конторам, главным образом германским и отчасти австрийским. Таким образом ни мы, ни наши союзники таких перестраховочных контор не имели.