Спустившись в полуподвальное помещение, занятое под интендантскую службу главного штаба, Генрих Фридрихович подошёл к широкой дубовой двери и постучал в неё костяшками пальцев.
– Яков Семёнович, открывай, я это, – ответил он на вопрос «какого ляда тут кто-то шатается».
Тыловик, распахнув дверь, быстро застегнул мундир на все пуговицы и захлопал глазами.
– Прошу прощения, Ваше высокоблагородие, думал, опять этот интендант из Муромского пехотного амуницию клянчить пришёл. Вот только что минутой назад выгнал взашей его, стервеца!
– Ладно, ладно, не переживай, майор, мы к тебе с подпоручиком ненадолго. Скажи мне только, голубчик, ты сколько давеча из последнего обоза от Тульских заводов штуцеров то для всей армии получил, а?
Тот почесал затылок и уверенно ответил:
– Так пять, Ваше высокоблагородие. Обещали о прошлом годе-то восемь, но пять только лишь нам прислали. В следующей партии, в майской, опять их восемь должно бы прийти, но вот сколько их действительно будет, ну никак не могу я сейчас знать.
– Хорошо, хорошо, Яков Семёнович, ты три из них выдай сей же час, во-он, подпоручику Егорову, а интендантское бумажное требование я прямо сейчас тебе здесь подпишу, чтоб ты их на особую команду квартирмейстерства, как и положено по реестру, выставил.
– Генрих Фридрихович, мы же по одному на пехотный полк их вроде как уже пообещали, что же я их полковникам-то теперь скажу, когда они со скандалами ко мне пожалуют? – жалобно протянул интендант.
Барон подошёл к нему вплотную и заглянул в глаза.
– А ты им так и скажи, чтобы они за разъяснениями ко мне или вон к господину Баранову лично обратились. И сам с ними тоже заодно приходи, хорошо? – и он, как-то так по-кошачьи улыбнувшись, постучал указательным пальцем по майорскому горжету.
Филлипов побледнел и покрылся мелким потом:
– Ваше высокоблагородие, разрешите выдать три штуцера подпоручику Егорову?
– Да, милейший, уж будьте так любезны, – полковник ласково улыбнулся и со скучающим видом присел за конторку.
– Всё, Алексей, больше ты от меня штуцеров не жди, обходись тем, что у тебя уже и так есть. Наверное, ты и сам прекрасно понял, насколько это редкое оружие, если даже не каждому полку его выделяют?
Два офицера вышли из здания штаба, и барон с наслаждением вдыхал весенний воздух полной грудью.
– Так точно, Ваше высокоблагородие, – кивнул Лёшка. – Понял я всё. Спасибо вам. Разрешите идти в расположение?
– Иди, подпоручик, иди и помни, что я тебе сказал, – ответил полковник. – У тебя два, от силы три месяца на подготовку своей расширенной команды. Потом будут месяцы напряжённой работы, и тогда от вас будет многое зависеть. – Барон потянулся и, тяжело вздохнув, зашёл назад в здание.
Лёшка немного постоял, подмигнул дежурному комендантскому капралу, поправил за плечом три недавно полученных штуцера и, насвистывая незамысловатый мотив, зашагал в своё расположение.
Глава 14. Господин поручик
– Приказом по Первой дунайской императорской армии генерал-фельдмаршала Румянцева Петра Александровича за доблесть, проявленную при выполнении важного задания, все рядовые особой егерской команды главного квартирмейстерства награждаются ста рублями. Капралы и унтер-офицеры полутора сотнями, старшие унтер-офицеры – двумя сотнями рублей. Команда получает расширение в штатах, и об оном вам будет доведено лично своим командиром! – Главный квартирмейстер армии, бригадир Денисов оглядел замерший перед ним строй. Тридцать восемь егерей первого состава команды стояли четырьмя ровными шеренгами. Апрельский ветерок чуть шевелил напудренными буклями на висках, косами и волчьими хвостами на картузах. В первой шеренге стояли «старички» с надраенными и горящими на солнце медалями. У двух пожилых егерей на груди зелёных доломанов их вообще было две. «Пруссаков били, те ещё орлы, хоть и седые», – тепло подумал Иван Фёдорович и набрал полную грудь воздуха:
– Благодарю вас за службу, соколы-егеря!
– Рады стараться, Вашвысокородие! – слаженно ему в ответ рявкнул строй.
– Слава матушке императрице Екатерине Алексеевне! Слава русскому оружию! Ура!
– Ура! Ура! Ура-а-а! – разнёсся рёв четырёх десятков мужских глоток по центральной площади Бухареста.
– О-о как рявуть-то егеря, – кивнул комендантский сержант сменяемому караулу. – «Волкодавами»-то их высокородия величают, а их «кутята» сбоку смотрят, учатся да на ус себе мотают.
Рядом с основным строем старичков стояло по стойке «смирно» три десятка из молодых егерей, проходящих сейчас усиленную подготовку. Как они ни старались, как ни драили и ни чистили свои мундиры, но до парадного вида основного состава им, конечно же, было далеко. Да это было и понятно. Вот уже месяц как шло их тяжёлое учение на егерских полигонах да на полевых и лесных выходах. Оттого-то и вся их форма была уже у них в латках да в стежках, а на самих лицах читались следы крайнего утомления.
Но сейчас глаза молодых горели завистью к тем, кто принимал поздравления. Заслужили, однако, мужики, эх, нам бы в тот строй!