Но в итоге достаточно опытный профессионал угодил вместе с зелёным пацаном в классическую ловушку с приманкой. За рекой Ялуцзян они влетели прямо в раскрытую хищную пасть: две группы «Сейбров» сверху и снизу одновременно атаковали одиночную учебную машину — пасть захлопнулась.
Рублёв мгновенно принял решение идти на помощь коллегам. Уже почти пленённого американца пришлось бросить. Одесса на прощание даже помахал пилоту «Сейбра», у которого было белое, как бумага, лицо.
Однако помощь подоспела слишком поздно — с земли поднимался столб густого чёрного дыма.
Потом стало известно (осталась запись радиопереговоров экипажа), что на высоте примерно три тысячи метров китайский инструктор приказал мальчишке-курсанту покинуть обречённый самолёт. Но тот отказался делать это первым. При катапультировании подъёмные двигатели кресла могли намертво «заварить» заднего лётчика в кабинете. Сам инструктор по какой-то причине не мог задействовать свою катапульту. Так они и пререкались до самой земли…
«Штрафники» появились на поле боя, чтобы отомстить за погибших товарищей. Начался бой с восьмёркой не успевших уйти американцев. С земли пилоты МиГов получили сообщение, что противник подтягивает к месту событий значительные подкрепления. Советское командование тоже выслало на помощь Рублёву и его людям сорок истребителей. Но, по прикидкам советских станций слежения, две эскадрильи свежих «Сейбров» должны были поспеть в район боя на 3–7 минут раньше наших. Именно столько в среднем продолжалась хлёсткая сшибка противоборствующих крылатых стай. С наступлением эпохи реактивных сверхскоростей воздушные схватки сделались чрезвычайно скоротечными. Несколько минут могли вместить в себя не меньше драматических событий, чем битвы прошлых эпох, гремевших в течение всего светового дня (а то и нескольких суток). На близких к сверхзвуку скоростях за то время, что среднестатистический мужчина тратит на завязывание галстука или чистку зубов, в раскалённом небе войны часто решалось, кому жить дальше, а кому умереть.
Понимая это, Рублёв приказал товарищам уходить. В дали уже появилась цепочка сверкающих на солнце серебряных точек. Широким обходным манёвром авангард неприятельской воздушной армады отсекал крохотный отряд МиГов от своих баз.
— Уводи пацана! — приказал по радио Рублёв Кузакову, имея в виду самого молодого члены их группы.
Зная упрямый характер одессита, Рублёв в грубой форме велел ему тоже исполнять приказ.
А чтобы позволить друзьям вырваться из карусели боя и не допустить, чтобы маневрирующие поблизости убийцы китайской «спарки» повисли у них на хвосте, Костя Рублёв напал на их вожака. Опытный фронтовик без труда определил во вражеской группе старшего — по манере пилотирования и яркой раскраске его самолёта. И как только Костя сел на хвост командирскому «Сейбру», его подчинённые немедленно бросились спасать своего шефа.
В это время тройка МиГов быстрым пикированием ушла в сторону пограничной реки. Это случилось за секунду до того, как мышеловка захлопнулась. Но на том берегу Ялуцзян Лёня Красавчик развернулся и помчался в обратном направлении. Кузакову же пришлось идти домой, иначе за ним непременно увязался бы и Сынок, у которого не было ни единого шанса выжить в свалке с многократно превосходящим по численности противником.
Используя исключительную скороподъёмность МиГа, Лёня быстро набрал высоту в тылу подтягивающихся к месту сражения американцев и ястребом свалился на пару, которая преследовала рублёвский самолёт. От меткой очереди Одессы один из «Сейбров» взорвался, а его попавший под град обломков ведомый шарахнулся в сторону.
— Рубль, уходим! Держись за мной! — становясь крылом к крылу с самолётом старого фронтового товарища и видя его лицо за стеклянным колпаком фонаря, крикнул Лёня.
Но всё оказалось напрасно. Небо вокруг просто кишело неприятельскими истребителями. Уйти им не позволили. Как ни крутились двое русских, «Сейбры» почти мгновенно перекрывали любую появляющуюся лазейку. Вскоре Рублёв начал отставать. За его машиной потянулся серый дым. По радиосвязи Константин слабеющим голосом сообщил, что ранен. Лёня сбавил скорость, что в создавшемся положении было крайне рискованно.
— Подтягивайся, Костя, я тебя прикрою.
— Прорывайся сам, не жди меня.
— Я своих не бросаю. Вместе уйдём, Рублик.