Тайная жемчужина

– Она ранена, ваша светлость? – спросил дворецкий, мгновенно утратив обычную сдержанность.

– Она мертва, – ответил его светлость, проходя мимо него в большой холл, где стояли Хаутон и слуга его брата, покрытый дорожной пылью и грязью.

Герцог внес жену в спальню и осторожно уложил на кровать, выпрямил ей руки и ноги, аккуратно расправил мокрую одежду, протянул руку, чтобы прикрыть ее мертвые глаза и дотронулся до серебристо-светлых волос, мокрых и покрытых грязью. Опустившись на колени, он взял ее ледяную руку, прижал ее к щеке и заплакал.

Заплакал по своей пылкой юношеской любви, которая не принесла ни покоя, ни счастья той, которую он так любил. Заплакал по женщине, которую взял в жены, руководствуясь столь высокими идеалами, по женщине, которая только что лишила себя жизни перед лицом смертельной болезни, не пожелав принять помощи из его рук. Заплакал из-за своей собственной слабости и неверности. Заплакал от безысходности.

Он встал, понимая, что миссис Лейкок и горничная Армитидж уже какое-то время молча стоят у него за спиной. Не говоря ни слова, повернулся и прошел через гардеробную в овальную гостиную.

Там, на секретере, лежало распечатанное письмо. Он не должен его читать, подсказал ему какой-то внутренний голос. Оно написано не ему. Но ведь она – его жена. И она мертва.

Он склонился над письмом, совершенно не испытывая любопытства. Просто надо узнать, что в нем, прежде чем поговорит с Хаутоном и слугой его брата. В письме сообщалось, что лорд Томас Кент несколько дней назад погиб в драке, которая произошла в игорном доме.

Глава 27

Она понимала, разумеется, что в конечном счете вскроет это письмо. Она знала это с того момента, когда Дэниел передал его ей. Как она может не открыть его, не прикоснуться еще хотя бы раз к его жизни?

И все же она чувствовала обиду и даже гнев, потому что за четыре с лишним месяца поняла: она не излечилась от тоски, и должно пройти много месяцев, прежде чем она перестанет томиться по нему днем и тосковать по прикосновениям его рук по ночам.

Она поднялась, приготовила себе чашку чая, нарочито медленно выпила ее, неотрывно глядя на письмо у вазы.

И наконец она призналась себе, что оттягивала чтение письма не потому, что чувствовала обиду, и не потому, что боялась разбередить старые раны. Причина крылась в ином: ее огорчало, что чтение письма займет у нее всего несколько минут. И дальше – ничего, опять пустота и одиночество на долгое время.

Она отставила чашку и блюдце, потянулась за письмом, взвесила его в руке и прижала к щеке.

А вдруг, подумала она, это письмо от кого-то другого из его дома? Может быть, от миссис Лейкок. От этой мысли у нее появилось неприятное жжение в желудке, и она принялась дрожащими пальцами поспешно срывать печать с письма.

Она сразу же посмотрела вниз, на подпись. «Адам». Это была его собственноручная подпись, сделанная крупным четким почерком. Она прикусила нижнюю губу и на короткое время прикрыла глаза. Потом снова опустилась в кресло.

«Моя дорогая Флер, – писал он. – Я пишу вам, чтобы сообщить о двух тяжелых утратах в моей семье. Мой брат был убит в драке в Лондоне чуть больше месяца назад. А жена утонула в результате несчастного случая как раз в тот день, когда известие о его смерти дошло до Уиллоуби. Я похоронил их обоих рядом на нашем родовом кладбище».

Флер опустила письмо на колени. Она снова закрыла глаза и прижала руку ко рту. Адам. О бедный Адам!

"Завтра я забираю с собой Памелу, чтобы показать ей континент, – говорилось дальше в письме. – Она безутешна. Она так обожала Сибиллу. Я останусь с ней там на зиму, а может быть, и на весь год нашего траура.

Когда этот год закончится, я вернусь в Уилтшир. Больше я ничего не скажу. Вы должны понять, как труден был для меня прошедший месяц. И я обязан отдать ей год траура, Флер, и, конечно, моему брату тоже.

Я хотел, чтобы вы узнали об этом прежде, чем я уеду. И хочу добавить, что помню каждое слово, которое сказал вам, когда был в Уилтшире".

Флер снова опустила письмо на колени, аккуратно свернула его, и почти хладнокровно заметила, как дрожат ее руки.

Она мертва. Его жена умерла. Он написал, что она умерла по случайности, но в тот самый день, когда получила известие о смерти лорда Томаса. А лорд Томас был отцом леди Памелы. Выходит, она сама лишила себя жизни. Она сама, наверное, бросилась в озеро.

О бедный Адам! Бедный Адам! Как он должен винить себя.

Но Сибилла умерла. И он свободен. И после того, как пройдет год траура, он собирается вернуться в Уилтшир. Через одиннадцать месяцев. В конце сентября.

Нет, она не должна думать об этом. Не должна ничего ожидать. Одиннадцать месяцев показались ей целой вечностью. Все может случиться за это время. Один из них может умереть. Он может изменить своей привязанности. Или встретить кого-то во время своих путешествий. Или остаться там на многие годы. Леди Памела может не захотеть, чтобы он вернулся к ней.