Тайная жизнь Джейн. Призрак

От этих слов повеяло холодом склепа, сырой могильной землей. Фрэнни испуганно посмотрела на Хартмана, и ей даже на мгновение показалось, что его кожа сделалась землисто-серой, а глаза помертвели.

– Что вы имеете в виду? – спросила Франческа, нервно поеживаясь и совершенно не узнавая добряка-доктора.

– То, что сказал. Но к вам это, к счастью, пока не относится. Вы живы, и у вас очень много несделанных дел. Томас прав в том, что мы можем оказаться под ударом. Но это может случиться и без вашего участия. Принимая на себя ответственность, мы все – ваш дядя, Томас и я – знали, чем грозит для нас разоблачение. Мы сделали свой выбор, не оставив такой возможности вам. Я не считаю это справедливым. Не могу дать вам совет, как следует поступить. Ситуация тяжелая и на первый взгляд безвыходная. Но… Vivere est militare. «Жить – значит сражаться». А вы, ей-богу, все еще живы, уж поверьте мне на слово. И пользуйтесь этим, ведь, находясь за чертой, ошибки исправлять куда сложнее.

Он говорил правильные слова. Он давал надежду, но отчего-то Фрэнни захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Обычно мягкий и добрый голос семейного доктора сейчас звучал словно из могилы. Франческа чуть не вскрикнула от ужаса, когда вдруг поняла – вечность… она была совсем рядом! Вот в чем дело! Тягучий сладковатый, похожий на креозот запах вечности. Бежать? Но куда? От кого?

Хартман встал, налил из графина еще воды, высыпал в нее белый порошок, размешал и поставил стакан на стол.

– Если решитесь идти – выпейте. Это придаст вам сил, – сказал он, закрывая небольшой саквояж.

Спустя несколько секунд Фрэнни опять осталась одна в сумрачной комнате с темно-фиолетовыми стенами. Ростовое зеркало, висевшее напротив письменного стола, сейчас было почти черным. Отражение комнаты в нем казалось зыбким, неверным, словно тонкое кружево, наброшенное на старинный портрет. Кто нарисован на этом портрете? Кто скрывается за полупрозрачной вязью отражения?

Стакан стоял на столе. Фрэнни смотрела на него и пыталась понять, что делать дальше. Ей до сих пор не приходилось сомневаться в лекарствах, которые давал ей доктор Хартман. Но вечность – она только что находилась рядом. Почему? Быть может, врач в сговоре с Томасом и боится разоблачения? Что в стакане – яд? Но разве Джеймс не спасет ее даже от яда? И зачем Хартман убеждал ее в праве принимать самостоятельные решения, если не готов мириться с их последствиями?

Голова шла кругом. В прямом смысле. Франческа понимала, что в таком состоянии нечего и думать о визите к сэру Артуру. Поэтому, если она хочет осуществить задуманное, ей нужно лекарство. Но если это яд… Верить или нет?

Фрэнни осторожно, держась за стену, подошла к столу. Взяла в руку стакан, посмотрела в помутневшую жидкость. Подошла к зеркалу.

– Джеймс!

Отражение хрупкой девушки с припухшими от слез тусклыми глазами.

Какой же ты стала, леди Франческа Кавендиш? Призрак среди людей, человек среди призраков. А что впереди? Сколько еще жертв ты должна будешь принести и ради чего? Ради одинокой старости? Ради вечного заточения в Гримсби? Ради мести за тех, кого уже не вернуть? Ради сожалений о несбывшемся? Так что ты теряешь, даже если в стакане яд? Какое тебе дело до того, что случится после твоей смерти?

Отражение начало меняться, но Фрэнни не захотела ждать. В несколько глотков осушила стакан и швырнула его на пол, укрытый мягким ковром. Глухо звякнув, хрусталь разлетелся на крупные осколки.

С вызовом девушка посмотрела на появившегося в зеркале брата и поняла, что зря опасалась. Джеймс не осуждал ее, не тревожился. Лишь улыбался. Ехидно, как бывало в детстве после очередной проказы. Фрэнни робко улыбнулась ему в ответ и положила ладонь на зеркало. Брат повторил ее жест. Темно-синие бездонные глаза отразились в точно таких же темно-синих, глядящих из глубины зеркала. Ах, если бы Джеймс был жив. Если бы только он был жив! Как бы Франческа хотела его обнять! Они вместе пришли в этот мир. Они не должны были разлучаться. Никогда.

Девушка прижалась лбом к холодному зеркалу. Брат сделал то же самое. Они были так близко, но невероятно далеко, и лишь оказавшись на грани между жизнью и смертью, Фрэнни могла увидеть Джеймса в своем мире, а не в плену зеркального лабиринта, могла ощутить прикосновение его холодных рук, исцеляющих смертельные раны.

Сделав шаг назад, брат поджал губы, словно пытаясь скрыть улыбку, и беззвучно произнес: «Иди».

Фрэнни не услышала его голос, но поняла, что он хочет сказать, и почувствовала, как за спиной раскрываются невидимые крылья радости. Джеймс разрешил, а если он не против, то кто посмеет ей запретить? Франческа подняла с пола фиолетовое платье для визитов, встряхнула его, аккуратно сложила и бросила на кровать. Теперь следовало пообедать, потом взять амулет для связи, предупредить доктора и Томаса о своем намерении уйти.

Лекарство действовало. Силы возвращались, и вместе с ними и надежда. Джеймс велел идти к Ричарду. Доктор Хартман поддержал и даже помог. А Томас… Томас пусть думает, что она уходит на встречу к баронету.