– Это мое тело! Мое! Мое! – Девушка подбежала к столу и выдвинула верхний ящик. В нем лежал нож, точно такой же, какой забрала полиция.
Покрытая шрамами и порезами рука легла на черную столешницу.
– Это мое тело! – шептала Фрэнни.
Нож безжалостно кромсал белую кожу. По щекам катились слезы, и становилось немного легче. Боль говорила ей, что она все еще жива. Она – Фрэнни – все еще жива. Ведь мертвые не чувствуют боли.
Фрэнни дышала. Она хотела дышать. Хотела разговаривать. Хотела танцевать. Хотела чувствовать свою руку в руке Дика Кавендиша. Хотела видеть его глаза, лишенные ненависти и презрения. Хотела чувствовать тепло его ладони на своей талии. И кружиться в вальсе… Раз-два-три, раз-два-три… Она так долго этого хотела… но… Франческа Кавендиш мертва. А Дик жив. И жив Джеймс. Дик хочет убить Джеймса… так пусть убьет. И мертвые вернутся в могилы. Навсегда. Так будет лучше для всех. Тогда больше никто не пострадает. Но сначала…
Фрэнни взяла со стола бутылку. Легла на кушетку: кружилась голова. Свежие порезы раздражающе саднили, но она радовалась даже этому.
Глоток крепкого виски. Вяжущий привкус дубовой бочки. Огонь, разливающийся по венам. Дик не примет помощь от Джеймса, а Джеймс не будет помогать Дику. И не нужно. Есть Джейн… Она видела тех, кто убил Анну. Она должна найти их до того, как случится дуэль.
Звуки рояля. Вальс. Запахи. Прикосновения. Тепло… живое тепло. Она так давно об этом мечтала – стать собой. Хоть на несколько минут. Хоть на полчаса…
Дик. Совсем другой. Не такой, как обычно. Не настороженный, не злой и не презрительный, а внимательный, чуткий, заботливый. Одна его рука лежит на талии Фрэнни, другая – сжимает в своей ладони тонкие пальцы девушки, и от этих прикосновений мертвая душа оживает. И кажется, будто весь мир пронизывают ноты простого вальса. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
В этом весь Дик. Он манил ее, словно обещание вечной жизни. Словно райские кущи, проглянувшие сквозь темное небо преисподней. Отзывчивый, добрый, честный… Мертвая душа тянулась к нему, как к солнцу, и всеми силами мешала свершиться возмездию…
Но вальс закончился. Стало совсем тихо. Фрэнни посмотрела на Дика и замерла, охваченная ужасом: его голубые глаза были полны ненависти.
– Убийца! Будь ты проклята!
Фрэнни очнулась от собственного крика. Мягкая плюшевая подушка под ее головой была залита слезами.
Некоторое время девушка сидела неподвижно, дрожа от охватившего ее холода, а потом резко встала. Чуть не упала обратно, но удержалась. Довольно. У нее есть неделя на то, чтобы найти убийц, но сначала нужно понять, предъявили ли обвинения Джеймсу. Ночью инспектор отпустил графа домой в сопровождении констебля и запретил выходить на улицу до самого утра. Что будет сегодня – вопрос открытый.
В сумочке у Анны нашли роковую записку. Миссис Эйнард подтвердила, что высокородный гость куда-то очень торопился, но она же рассказала, что задержала графа минут на десять, попросив потанцевать с мисс Пирс. Это подтвердило версию Джеймса.
Осмотрев нож, найденный рядом с телом, полицейский медик пришел к выводу, что девушку убили совсем другим оружием. Кроме того, на месте происшествия обнаружились отчетливые следы драки. Один из констеблей, завзятый охотник, даже смог проследить следы настоящих убийц до выхода из парка. Но там они уже затерялись.
Оснований для ареста Джеймса не хватало. И все же инспектор осторожничал. Дело осложняли напряженные отношения графа с братом убитой. Но каким бы ни было решение полиции, Фрэнни знала, что делать дальше.
В комнате без окон невозможно понять, наступило ли утро, но в любом случае следовало торопиться. Бинты вновь скрыли грудь. Несвежая рубашка вернулась на тело. Фрак… Заколка скрепила волосы. Джеймс вернулся.
В шкафу лежал саквояж. Граф достал его и положил туда пару платьев, корсеты для них, нижние сорочки, ботинки, перчатки. Шляпка с вуалью отправилась в круглую коробку. На первое время хватит, даже если запрут в его покоях. Вряд ли Джеймса отправят в тюрьму – улик недостаточно, а вот поместить под домашний арест до суда могут. В комнате графа находился тайный ход, но в случае чего за женской одеждой пришлось бы посылать Томаса – единственного слугу, который знал правду. Теперь не придется.
Людей в доме было немного, поэтому граф добрался до своих покоев, не встретив ни единой души. Саквояж и коробка скрылись во внушительной гардеробной.
Джеймс позвонил в колокольчик. Томас пришел быстро, словно ждал, когда его вызовут.
– Доброе утро, сэр! Рад видеть вас в добром здравии, – сказал он. – Прикажете подать завтрак?
– Да. Ко мне кто-нибудь приходил? – спросил граф, снимая помятый фрак.
– Еще нет. Но у дверей дома дежурит полицейский.