Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 2

Те, кто пришел на руководящую работу в органы госбезопасности в этот особенно страшный период по решению ЦК — Игнатьев, Епишев, Месяцев, — не только не были привлечены к ответственности, но, наоборот, получили в 50—70-е годы высокие назначения на ответственную партийную и советскую работу. Козлами отпущения сделали Гоглидзе как сообщника Берия и малограмотного патологического антисемита Рюмина.

Отец вспоминал, как в конце февраля 1953 года, за несколько дней до смерти Сталина, он заметил в поведении Игнатьева нарастающую неуверенность. Интуиция подсказала отцу, что вся антисемитская кампания вот-вот захлебнется и ее организаторы станут нежелательными свидетелями и будут подвергнуты аресту. И действительно, после смерти Сталина Берия обвинил Игнатьева в обмане партии и добивался привлечения его к уголовной ответственности, но поддержки в Президиуме ЦК не получил.

Среди тех, кого допрашивали по делу о так называемом «сионистском заговоре», был и Майрановский, начальник токсикологической «Лаборатории-Х». В 1951 году он был арестован — его тут же сделали ключевой фигурой «сионистского заговора» в МГБ, поскольку он знал всех обвиняемых академиков-врачей и работал с ними в тесном контакте. Позже его хотели сделать участником и «заговора врачей».

По версии Рюмина, Майрановский действовал в соответствии с указаниями Эйтингона — с целью ликвидировать все высшее руководство страны. Рюмин не отдавал себе отчета, на какую зыбкую почву он ступает: ведь в своей сверхсекретной работе Майрановский выполнял приказы самого Сталина. На допросах начальник «Лаборатории-Х» признался во всем, чего от него добивались. Правда, Игнатьев вскоре почувствовал, что Рюмин зашел слишком далеко, и решил выделить Майрановского из дела о «заговоре врачей». Смерть Сталина положила конец «делу врачей», но антисемитизм продолжал оставаться весьма грозной силой.

«Дело врачей» серьезно подорвало престиж медиков в обществе и вызвало волну недоверия к людям этой профессии. После разоблачения фальшивого заговора соперничавшие между собой группы в научных медицинских кругах попали в трудное положение. Друг нашей семьи, профессор Музиченко, ректор Московского областного научного института клинических исследований (МОНИКИ), рассказал отцу, что в споре медиков всегда так или иначе замешаны влиятельные люди в правительстве, поскольку именно от них зависят ассигнования на научные исследования. «Дело врачей» научило чиновников избегать любых профессиональных споров, поскольку никогда нельзя предсказать, какая из конфликтующих сторон получит поддержку в верхах, а какая окажется в политическом проигрыше и потребуется даже вмешательство органов безопасности. Это создавало неблагоприятную атмосферу для научных споров и затягивало принятие государственных решений об ассигнованиях на нужды здравоохранения. До сих пор сохраняются опасения, что конфликты по медицинским и Другим профессиональным проблемам могут закончиться расследованием на Лубянке.

Сейчас говорят о том, будто накануне смерти Сталина существовал план депортации евреев из Москвы. Если подобный план действительно существовал, ссылки на него можно найти в архивах органов госбезопасности и Московского комитета партии, потому что по своим масштабам он наверняка требовал большой предварительной подготовки. В этом случае должна была существовать какая-то директива, одобренная правительством, по крайней мере, за месяц до начала проведения такой акции. Скорее речь идет только о слухе, возможно основанном на высказываниях Сталина или Маленкова, выяснявших отношение общества к евреям в связи с «делом врачей».

Несмотря на атмосферу нетерпимости к евреям, возникшую при Сталине и сохранившуюся при Хрущеве, соблюдался так называемый выборочный подход к их интеллигенции, в соответствии с которым отдельным небольшим группам творческой интеллигенции и высококвалифицированным профессионалам-специалистам было позволено занять видное положение в обществе. «Сионистский заговор» и устранение Берия положили конец приему евреев на ответственные посты в службе разведки и ЦК партии.

С точки зрения советского мышления намерение создать еврейскую республику при поддержке из-за рубежа рассматривалось как грубое вмешательство в наши внутренние дела. Иностранное участие — вещь неслыханная в нашем закрытом обществе.

Отец вспоминал: «Когда в свое время я зондировал отношение Гарримана к созданию еврейской республики, я следовал полученным от Берия инструкциям. Я знал, что подобный зондаж зачастую не приводит ни к каким результатам, а является всего-навсего общепринятой практикой сбора разведывательной информации. В то время я и представить себе не мог, что сам факт участия в таком обсуждении может грозить мне смертным приговором».

Трагедия заключалась в том, что в закрытом обществе, каким был Советский Союз, создание государства Израиль в 1948 году воспринималось как нежелательное существование у евреев как бы второй родины. И этим было все сказано.

Глава 22 ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ СТАЛИНА