Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 2

Мой отец оставался в психиатрическом отделении больницы в Бутырках больше года. Маме удалось наладить контакт, а затем установить и дружеские отношения с медсестрой тюремной больницы, постоянно дежурившей в палате отца. Она стала тайно сообщать отцу обо всех важных событиях оригинальным способом, придуманным мамой. Свою книгу, которую медсестра обычно читала во время дежурства в палате, она стала оборачивать свежими номерами газеты «Правда», помещая на видное место обложки самые важные правительственные сообщения. Ведь говорить открыто в палате было нельзя: помещение круглосуточно прослушивалось.

Круг посетителей нашей квартиры сузился, но старые боевые товарищи и друзья отца и матери находили время и место для встреч с мамой, помогали, как могли, в тех условиях.

Мы существовали на мамину военную пенсию, а когда она была сокращена Хрущевым пополам (2300 рублей), мама научилась шить, этим содержала дом, поднимала нас, ребят. Родственники также нам помогали.

Хотя над мамой всячески измывались и требовали, чтобы она освободила квартиру, она упорствовала и заявляла, что подчинится только решению суда.

Зимой 1955 года отца перевезли из Москвы в Ленинград, в психиатрическое отделение тюрьмы «Кресты» для дальнейшего медицинского обследования. Мама, узнав об этом, сразу же поехала вслед за отцом. В «Крестах» отец стал инвалидом. Там ему второй раз сделали спинномозговую пункцию и серьезно повредили позвоночник. Прокуратура разрешила свидания только в конце 1957 года. В декабре они с мамой виделись семь раз. На каждом свидании присутствовали следователь Цареградский и двое врачей.

В апреле 1958 года врачи сочли состояние отца удовлетворительным и разрешили возобновить следствие. Для этого отца перевезли обратно в Москву и заключили в Бутырскую тюрьму. Уже там моему отцу было предъявлено обвинительное заключение.

Из первоначально выдвинутых обвинений осталось три:

первое — тайный сговор с Берия для достижения сепаратного мира с гитлеровской Германией в 1941 году и свержения советского правительства;

второе — как человек Берия и начальник Особой группы, созданной до войны, П. А. Судоплатов осуществлял тайные убийства враждебно настроенных к Берия людей с помощью яда, выдавая их смерть за несчастные случаи;

третье — с 1942 по 1946 год П. А. Судоплатов наблюдал за работой «Лаборатории-Х» — спецкамеры, где проверялось действие ядов на приговоренных к смерти заключенных.

В обвинении не было названо ни одного конкретного случая умерщвления людей. Зато упоминался заместитель отца Эйтингон, арестованный в октябре 1951 года, «ошибочно и преступно» выпущенный Берия на свободу после смерти Сталина в марте 1953 года и вновь осужденный по тому же обвинению — измена родине — в 1957 году.

Обвинительное заключение заканчивалось предложением о слушании дела в закрытом порядке военной коллегией Верховного суда без участия прокурора и защиты. Но 30 апреля 1956 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР об отмене особого порядка закрытого судебного разбирательства по делам о государственной измене без участия защиты, и отцу уже в тюрьме удалось об этом узнать. Однако его официальное заявление о предоставлении адвоката проигнорировали скорее всего по распоряжению «инстанций», то есть самого Хрущева, который к этому времени стал главой и партии, и правительства. Мой отец направил более тридцати заявлений Хрущеву, Руденко, секретарю Президиума Верховного Совета СССР Горкину, Серову, ставшему Председателем КГБ, и другим с требованием предоставить ему защитника и протестом по поводу грубых фальсификаций, содержащихся в выдвинутых против него обвинениях. Ни на одно из них он не получил ответа. Только в начале сентября 1958 года отца официально известили, что его дело будет рассматриваться военной коллегией 12 сентября без участия прокурора и защиты. Он был переведен во внутреннюю тюрьму Лубянки, а затем в Лефортово.

Ход судебного процесса отец потом подробно описал. Вот его описание: «В здание Верховного суда на улице Воровского меня привезли в тюремной машине. На мне не было наручников, и конвоирам КГБ, которые меня сопровождали, приказали ждать в приемной заместителя председателя военной коллегии, то есть за пределами зала судебных заседаний. Им не разрешили войти в зал вопреки общепринятой процедуре. Я был в гражданском. Комната, куда я вошел, совсем не напоминала зал для слушания судебных дел. Это был хорошо обставленный кабинет с письменным столом в углу и длинным столом, предназначенным для совещаний, во главе которого сидел генерал-майор Костромин, представившийся заместителем председателя военной коллегии. Другими судьями были полковник юстиции Романов и вице-адмирал Симонов. В комнате присутствовали также два секретаря.