Тайная жизнь, или Дневник моей матери

6 марта 1946 г.

Сегодня я раз и навсегда покончила с математикой. Мне стало нечем дышать во время занятий, и я выскочила за дверь. Мистер Симс, наш преподаватель, вышел за мной в коридор и спросил, куда это я собралась. Я ответила, что мне плохо и что завтра я вернусь на занятия. Но я уже не вернусь, потому что завтра мне будет ничуть не лучше. Боюсь сказать об этом Кайлу.

7 апреля 1946 г.

Не нужно мне было вчера поддаваться на уговоры Кайла и идти с ним на вечеринку. Сам он – большой любитель подобных развлечений, а я предпочитаю сидеть у себя в комнате, писать или заниматься. Но вчера я наконец-то согласилась. Не сомневаюсь, что это последняя вечеринка, на которую ему удалось меня затащить.

Проходила она в доме девушки, которая учится вместе с нами. Ее зовут Джулия, и она очень богата. Мне еще ни разу не приходилось видеть такого роскошного особняка.

На самом деле университет мало чем отличается от средней школы – здесь тоже все обожают Кайла. Не сомневаюсь, что и Джулия пригласила меня только потому, что я – его сестра. На мне было мое единственное нарядное платье, которое мне чуть ли не силком впихнула Сюзанна, когда я уезжала из Линч-Холлоу. В нем я чувствую себя свиньей на заклание. Вдобавок я терпеть не могу пояса для чулок и самих чулок. А вот Кайл думает, что такой пояс очень сексуален (его любимое словечко в эти дни). Джулию он тоже считает сексуальной, поэтому с нетерпением ждал этой вечеринки.

Я понятия не имела, что нас приглашают еще и на ужин, иначе ни за что бы не пошла. Посреди комнаты стоял длиннющий стол, заставленный фарфоровыми тарелками и хрустальными бокалами, и у каждой тарелки находилась табличка с именем. За столом сидело около тридцати человек. Это были студенты из нашей группы и из других групп и еще пара профессоров. Был здесь и любимый профессор Кайла, доктор Латтерли. Кайлу отвели место между доктором Латтерли и Джулией, так что он сел за стол с таким видом, будто только что умер и вознесся на небеса.

Моя табличка находилась между двумя студентами, которых я прежде в глаза не видывала, – какой-то пучеглазой девицей и веснушчатым парнем с рыжими напомаженными волосами. Стоило мне усесться, и меня тут же начало мучить удушье. Руки у меня тряслись, а по спине стекал пот. Я прямо чувствовала, как он впитывается в мое платье (его я потом отправила на тряпки). Я сидела там и тряслась, пока все ели какой-то противный холодный суп, к которому я даже не притронулась, и странный желтый салат, на который я старалась не смотреть. В какой-то момент мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок. По привычке я ущипнула себя за руку и тут же услышала вопль пучеглазой девицы: «Что ты делаешь?!» Она сказала это так громко, что все тут же повернулись ко мне. Девица, не отрываясь, смотрела на мою руку. Я тоже взглянула туда и увидела множество розовых отметин от ногтей, которые ярко выделялись на белой коже.

Разговоры затихли. Я быстро спрятала руку под стол в надежде, что никто этого не заметил. «У меня дома растет ядовитый плющ», – тихонько ответила я, стараясь как можно правильнее выговаривать слова. Не в силах выдержать эту гнетущую тишину, я умоляюще взглянула на Кайла. Тот смотрел на меня, недовольно нахмурившись. Я надеялась, что он поймет, как мне тут плохо, но он отвернулся и продолжил беседу с доктором Латтерли.

Все вокруг разговаривали, кроме меня. Мои глаза наполнились слезами, и мне пришлось еще сильнее ущипнуть себя, чтобы не разрыдаться. И тут служанка – или как ее там – поставила передо мной тарелку с отвратительным куском кроваво-красного мяса. Это зрелище меня доконало. Я потянулась за водой и опрокинула свой стакан. Все снова посмотрели на меня. Не в силах больше сдерживать слез, я постаралась выскочить из-за стола. Но стулья стояли так тесно, что я не могла протолкнуться. Рыжеволосый парень стал отодвигать свой стул, а сидевшая рядом с ним девушка – свой. Секунды тянулись невыносимо долго, и меня чуть не вырвало. Все смотрели на меня, разинув рты. Уже выбегая из комнаты, я услышала, как Кайл извинился и встал из-за стола. Я была у входной двери, и тут он наконец догнал меня. Когда Кайл заговорил, стало ясно, что он в настоящей ярости.

– Какого… дьявола… ты… себе… позволяешь? – прошипел он сквозь стиснутые зубы.

– Прости меня. – Я рыдала так, что с трудом могла говорить. – Мне плохо. Ты иди, а я подожду тебя здесь.

– Ты не можешь ждать на улице.

– Туда я тоже не могу вернуться.

– Надо было оставить тебя дома, чтобы ты и дальше гнила в своей комнатушке.

Я схватила его за руку:

– Прости, пожалуйста. – Для меня не было ничего хуже, чем расстроить его.

– Жди здесь. – Он по-прежнему цедил сквозь сжатые зубы, как будто рот у него был забит цементом.

Я стояла у открытой двери и слышала, как он прощается с Джулией. Кайл долго извинялся, говорил, как мне плохо, ну и так далее. Потом Джулия сказала: «Передай своей сестре, пусть выздоравливает». На что Кайл ответил: «Собственно говоря, она мне не родная сестра, а всего лишь двоюродная».