Тайная жизнь Карла Юнга

Религия соединилась с германским национализмом в восемнадцатом столетии и вызвала у людей страсть под названием "Пиетизм"[24]. Эта страсть охватила Шлейермахера в юности, и хотя ему — как теологу и философу — удалось найти свой собственный путь, он говорил, что его идеи оставались очень близкими к этой "религии сердца". Для Шлейермахера высшей формой религии была интуиция (Anschauung) "Целого", непосредственное переживание всего отдельного в качестве части целого, каждой конечной вещи в качестве репрезентации бесконечного. Эта теология была вполне подстать эпохе одержимого природой Романтизма, и временами шлей-ермахеровская риторика, приукрашенная органическими метафорами порожденного природой целого, переходила в пантеизм и мистицизм. К 1817 г. он определенно заразил этим жаром Карла Юнга; то же самое он совершил с целым поколением молодых патриотов посредством своих проповедей, сочинений, а главным образом -посредством переработки реформированной протестантской литургии, которую он сделал более простой, праздничной и народной. В добавок к этому, в течении десятилетия, предшествовавшего его встрече с Юнгом, он опубликовал переводы Платона и — вполне по собственной воле — оказался под сильным влиянием платонизма. Об этом также следует помнить, фантазируя насчет того, что именно передалось исполненному воодушевления молодому неофиту от старшего духовного советчика.

Германский пиетизм был тесно связан с современными ему религиозными движениями, такими как квакерство и методизм в Англии и Америке, а также квиетизм и янсенизм во Франции. Пиетизму, однако, суждено было сыграть ключевую роль в становлении народнического самосознания и национального чувства в политически разобщенных германских землях. Как и идеологии Лютера, пиетизм родился из недовольства ортодоксией, догмами и иерархиями в традиционных протестантских конфессиях, что придавало ему вид радикального лютеранства. Пиетисты отважились усомниться в авторитете и в иностранных интерпретаторах христианства. Они называли свою веру Herzensreligion — "религией сердца". Это было духовное движение, делавшее акцент на чувстве, интуиции, сущности, а также на личном переживании Бога[25]. Функция мышления (т.е. сам разум) была умалена, к ней относились с недоверием. Для того, чтобы пережить Бога нужно было принести в жертву интеллект. (Например, согласно графу Николаусу Людвигу фон Цинцен-дорфу, видному пиетисту восемнадцатого столетия, оказавшему влияние на Шлейермахера, а также на таких деятелей нашего века как Рудольф Отто и Герман Гессе, лишь атеисты пытались постичь Бога собственным умом; верные же искали откровения[26].)

Мистическое воодушевление пиетистов отражено в некоторых из излюбленных ими метафор по поводу экстатического опыта. Вообще-то внутри должен зажечься огонь Святого Духа, но часто говорилось, что "должно воспламениться сердце". Взамен бездушной, автоматической веры в догму "Христа для нас", они придавали особое значение пламенному опыту "Христа в нас". Некоторые едва уловимые различия имели глубокие последствия для немецкого национализма, ибо вера вырастала не как нечто внешнее, существующее для индивида, а из чувства групповой идентичности и мистического кровного союза на основе общего внутреннего опыта. Отсюда пиетистский акцент на служении другим как способе служения Богу.

Пруссия — наиболее абсолютистское из многих немецких политических образований — приглашала пиетистов в Берлин. Прельщенные тем, что последние отрицали лютеранскую церковную иерархию (угрожавшую легитимности их государства), прусские правители восемнадцатого века признали религиозную философию пиетизма и предоставили убежище многим лидерам этого движения, находившимся в изгнании. Будучи движениями популистскими и бросающими вызов политическому "статус-кво", пиетизм и пангер-манский национализм, несли угрозу как монаршим властителям дюжин германских государств, так и лютеранским церковникам. В свою очередь Пруссии, как сильнейшему из германских государств, была уготована вполне очевидная судьба — быть объединителем Германии, и потому ее краткосрочные цели совпадали с целями этих движений. Николаус Бойль, один из биографов Гете, описал колоссальную значимость этого сближения для двух последующих столетий германской религиозной жизни и политической истории: