Тайная жизнь Маши Ромашкиной (СИ)

Разумовская обводит кабинет своим фирменным взглядом. Настёна сверлит меня глазами ещё несколько секунд, после чего опускается в кресло и приступает к работе. Удивительно, что она послушала Разумовскую, я ожидал от нее какого-то более дерзкого выверта, вроде кидания в меня степлера или угрозы уволиться из этой клоаки, потому что здесь все явно не на ее стороне.

Вообще, давно недоумеваю, что ее с такими высокими амбициями здесь держит. Она четко дала понять, что даже я, при весьма неплохом заработке, собственной машины и хаты, больше чем на перепихон для здоровья не гожусь. Она явно подыскивает себе теплое местечко возле щедрого мужика. Так почему бы не найти подходящую работу, где дверца с буковкой М будет хлопать чаще, чем с Ж?

Наша маленькая перепалка ненадолго отвлекла меня от мыслей о мелкой, но сейчас беспокойство о ней возвелось в квадрат. Где же ты, Мышка?

Знакомый рингтон выдернул меня из дум и заставил сердце биться чаще те несколько секунд, пока я думал, что это звонит она. Но нет. Очередное разочарование.

— Русик, милый, — раздается звонкий голос сестры в трубке. — Ты же, как всегда, бутылку Макаллана* отцу дарить будешь? Я тут подумала, у меня денег-то нет совсем, может, подарим от двоих, а? Ну, только бутылку подороже возьми, чтоб, типа, скидывались.

— Черт!

Какое сегодня число? За всеми событиями прошедших дней день рождения отца просто вылетел из головы. А ведь мама напоминала мне на прошлой неделе. И сегодня, судя по всему, тот самый день, а значит и праздничный вечер.

— Что? — не понимает сестра моей реакции. — Ну ладно, давай как обычно. Просто скажем, что от двоих, оки?

— Ленка, ты очень вовремя позвонила. Я зашиваюсь и не успеваю купить. Давай я тебе денег кину, сама купишь?

— Окей! Только, чур, сдачу себе оставлю! — радостно пищит систер.

Наивная, думает, я не знаю, сколько стоит любимый элитный вискарь отца, который покупаю ему из года в год.

— Во сколько сегодня?

— Так в восемь же вроде. Мама не говорила?

— Говорила, говорила. Ладно, Ленка, до вечера. Кстати, ты Ваньку своего приводить будешь?

— Валю! Его зовут Валя! — негодует сестра. — Буду, конечно. Ты, кстати, чё там, не нашел ему местечко?

— Все будет.

Завершаю звонок и перевожу Ленке на карту пятнашку. С одной проблемой разобрались. Но что делать с другой — маленькой Мышкой, что прячется в норке? Надеюсь, никакой жирный кот ее не сожрал.

Глава 42

Руслан

Телефон Мышки все еще не доступен. И меня это бесит! Злость на нее сменяется беспокойством, а потом снова злостью. И так по кругу. Ну, могла же хоть сообщение с чьего-нибудь номера кинуть, что жива. Или позвонить, наорать, как разочарована во мне и что не хочет больше видеть. Это было бы куда более сносно вытерпеть.

Еду по темным улицам, уже сильно опаздывая к родителям. Потому что после работы сделал круг и заехал к Мышке домой, напрасно надеясь на чудо. Но его не случилось и теперь я ещё более напряжен. Сигналю какому-то уроду, подрезающему меня на съезде во двор. Я сейчас в таком состоянии, что готов догнать его и набить морду. Возможно битой.

Мама как всегда хлопочет на кухне и суетливо мечется между нами, предлагая не ждать её и начинать праздновать. Я натянуто улыбаюсь, пожимая отцу руку и поздравляя с днём рождения. Он как никогда весел и расслаблен и не замечает, как я неискренен. Во главе стола уже стоит бутылка Макаллана, початая. Понятно, подарок уже вручен, распакован и употреблен. Тем лучше.

— Ну, давайте, давайте, дорогие, садитесь. Лен, скоро твой мальчик придет? — негодует мама.

Ленка как всегда закатывает глаза.

— Мам, не суетись. Человек с родителями знакомиться идёт, он нервничает. Ща напишу ему.

Телефон, который сестра никогда не выпускает из виду, оживает в ее руках. Пальцы быстро порхают над экраном, выбивая дробь клавиш.

— Ладно, — отец хлопает в ладоши, привлекая внимание. — Марин, давай садись уже. Иначе не начнём вообще. То один со временем не считается, — кидает он камень в мой огород, а я уж думал, небеса разверзлись и сегодня обойдемся без этого. — Теперь ещё один. Нафига нам два бестолковых мужика в одном семействе, Лен? Может, подумаешь ещё, знакомить ли нас?

— Пап, прекращай. Валя классный. А Рус вообще ни разу не бестолковый, хорош уже меряться вашими мужскими штуками, а?

Только Ленке отец сносит такую дерзость. Сказал бы такое я или кто иной — на кол. Незримый, моральный, болезненный. Но любимой дочке прощается все.

— Кстати о бестолковых, — переключает внимание отец. — Видел твою школьную подружку сегодня, ее мать к нам в гастроэнтерологическое положили. Язва и подозрение на цирроз. Бедная девочка. Такая мать… А ты своих родителей не ценишь, отцу дерзишь.

— Машку что ли?

Ленка игнорирует последние слова, сказанные в ее адрес. А меня буквально подкидывает на стуле.

— Смотри, кто разнервничался, — отец тычет в меня вилкой с наколотым салатом. — Помню, не ровно к ней дышал. Красивая, кстати, выросла, с этими своими огромными глазюками.

— Что? — я в шоке от заявления отца.