— Но… почему? — спросила я, мысленно ругая себя последними словами. — Разве нельзя нанять сиделку? Разве он не заслуживает того, чтобы остаться в своем доме, где ему все хорошо знакомо…
Сочувствие, рвавшее мне душу своими цепкими когтями, вынудило меня перейти от вопросов к открытой атаке:
— Бога ради, Эмиль! Он же ваш отец! Разве вам самому хотелось бы, чтобы ваш сын избавился от вас, сдав в дом престарелых или куда вы там решили определить своего отца?!
На последних словах взгляд Эмиля сполз к моему животу, от чего я мгновенно вспыхнула, ощутив чудовищную неловкость.
Наверно, только сейчас по-настоящему осознала — ребенок внутри меня не только мой. Он еще и продолжение мужчины, стоявшего напротив и обжигающего меня холодом своих глаз.
Он — то, чем мы связаны теперь навсегда.
По лицу Эмиля казалось, что ему сейчас хочется послать меня ко всем чертям, но он поразительно сдержанно произнес:
— У него Альцгеймер, Вероника. Я не уверен, что он вообще понимает, где находится. И так как он уже извел не одну сиделку — у меня просто нет иного выбора, кроме как определить его туда, где о нем позаботятся должным образом.
Я покачала головой, противясь услышанному всей душой.
— У вас с ним не слишком хорошие отношения, да? — спросила, уже не заботясь о том, что лезу куда не следует.
Эмиль неожиданно рассмеялся — резко, прерывисто, холодно.
— Давайте только без этого, Вероника, — отчеканил он не терпящим возражений тоном. — Не нужно включать со мной доморощенного психолога. Я — не маленький мальчик в теле взрослого мужчины, который обижен на папочку и теперь ему мстит. Я поступаю так, как того требуют обстоятельства. И если вы закончили совать свой милый, но длинный нос в чужие дела, то нам пора ехать.
Не дожидаясь от меня ответа, он развернулся и направился к выходу, не оставив мне иного выбора, кроме как последовать за ним.
Мы уже устроились в машине, готовясь уезжать, когда до меня внезапно дошел смысл последних слов Эмиля.
— Вы считаете, что у меня милый нос? — поинтересовалась я, кидая взгляд искоса на каменный профиль мужчины, остававшегося для меня полной загадкой.
Он невозмутимо завел двигатель и, переключив передачу, развернулся, готовясь выезжать в широкие кованные ворота. Я заметила, как его темная бровь выгнулась в ответ на мой вопрос.
— Это все, что вы вынесли из моей речи? — заметил он нарочито безразличным тоном.
— Это самое необычное, что я из нее вынесла, — хмыкнула невольно. — И вы, кстати, ушли от ответа на вопрос.
Он бросил в мою сторону быстрый взгляд и его губы, обычно саркастично изогнутые, сложились в некое подобие улыбки.
— Да, у вас очень милый нос с забавными веснушками, — подтвердил он насмешливо. — И уж не флиртуете ли вы со мной, Вероника?
Я с ужасом почувствовала, как мои щеки вспыхивают от смущения и, чтобы это скрыть, поспешно отвернулась к окну.
— Теперь вы не ответили на вопрос, — заметил Эмиль ровным тоном.
— Я не знаю, что на это сказать, — передернула неловко плечами. — Я миллион лет ничем подобным не занималась. Так что вам виднее, на что это было похоже.
Сердце отчего-то нервно громыхало в ожидании того, что он скажет, но Эмиль молчал. Я рискнула тайком взглянуть в его сторону — он сосредоточенно смотрел на дорогу. Но вдруг, словно уловив, что я за ним наблюдаю, встретился со мной глазами и размеренно сказал:
— Похоже, что вы стремительно возвращаете себе утраченные навыки.
Это фраза прозвучала весьма неоднозначно и я не была уверена в том, как мне следует ее воспринимать. Поэтому сочла за лучшее принять первое мудрое решение за этот день и просто промолчать.
— Срок — почти шесть недель, — отчитывался часом спустя перед Эмилем врач, к которому он привез меня на осмотр.
Уже одетая после всех манипуляций, я молча сидела возле стола. Эмиль — с задумчивым видом стоял сбоку от меня, внимательно слушая, что говорит гинеколог. Когда прозвучал срок беременности, он кивнул — словно молчаливо с чем-то соглашался. А может, реагировал так не на то, что говорил Евгений Анатольевич, а на какие-то собственные мысли, скрытые ото всех.
— Нам понадобится тест на возможное отцовство, — произнес, когда врач закончил свой отчет.
— Это возможно начиная с восьмой, но лучше все же десятой недели беременности, — ответил гинеколог. — Все достаточно просто — вам обоим нужно будет сдать кровь и спустя несколько дней уже будет известен результат.
— Хорошо, — кивнул Эмиль. — Я свяжусь с вами, когда подойдет нужный срок. Идемте, Вероника.
Я покорно поднялась с места и, распрощавшись с врачом, мы направились на выход.
Уже оказавшись в машине, я сухо заметила:
— Вообще-то, у меня есть свой гинеколог, у которой я наблюдаюсь…
— Я не мешаю вам делать это и дальше, — спокойно ответил Эмиль. — Но во всем, что касается определения отцовства, я намерен иметь дело с тем, кому доверяю. Или у вас есть какие-то претензии к Евгению Анатольевичу?
Я покачала головой, сдаваясь:
— Нет. Никаких.