Тайная жизнь пчел

– Мадонна внутри меня, – послушно повторила я, совсем в этом не уверенная.

– Ты должна найти мать внутри себя. Все мы это делаем. Даже если у нас уже есть мать, нам все равно нужно найти внутри эту часть самих себя.

Глава первая

Царица пчел, со своей стороны, является объединяющей силой сообщества; если удалить ее из улья, рабочие пчелы очень быстро ощутят ее пропажу. Через пару часов или даже раньше они демонстрируют признаки, безошибочно указывающие на отсутствие матки.

«Человек и насекомые»

По вечерам я лежала в постели и смотрела представление: пчелы протискивались в щели в стене моей спальни и кружили по комнате, издавая характерный звук работающего пропеллера, звонкое ж-ж-ж-ж-ж, в такт которому гудела моя кожа. Я видела, как сияли в темноте их крылышки, точно хромированные, и чувствовала, как в моей груди нарастала тоска. Эти пчелы даже не искали цветы – они просто летали, чтобы почувствовать ветерок, и от этого зрелища сердце мое рвалось на части.

Днем я слышала, как они рыли ходы в стенах моей спальни – звук был, как у радиоприемника в соседней комнате, настроенного на статический шум, – и представляла, как стены превращаются в соты, текущие медом: подставляй язык да пробуй.

Эти пчелы появились летом 1964 года – тем летом, когда мне исполнилось четырнадцать и жизнь моя понеслась по совершенно новой орбите. Вот-вот, иначе и не скажешь – по совершенно новой орбите. Теперь, оглядываясь на то время, мне хочется сказать, что эти пчелы были посланы мне. Мне хочется сказать, что они явились мне, как архангел Гавриил явился Деве Марии, приведя события в движение. Знаю, знаю, это самонадеянно – сравнивать мою маленькую жизнь с жизнью Богородицы, но у меня есть причина полагать, что она не стала бы возражать; потом расскажу какая. А пока достаточно будет сказать, что вопреки всему, что произошло тем летом, я продолжаю питать к пчелам сердечную нежность.

1 июля 1964 года. Лежу в постели, дожидаясь появления пчел, и думаю о том, что сказала Розалин, когда я описала ей их ежевечерние визиты.

– Пчелы роятся перед смертью, – вот что сказала она.

Розалин работала у нас с тех пор, как умерла моя мать. Мой папочка – я называла его Ти-Рэй[1], слово «папочка» с ним никак не вязалось – сманил ее из персиковых садов, где она трудилась сборщицей урожая. У нее было большое круглое лицо, тело, расходившееся вниз от шеи этаким шатром, и кожа такая черная, что казалось, из нее сочилась сама ночь. Она жила одна в маленьком домике, укрытом в лесу неподалеку от нас, и каждый день приходила готовить, убирать и заменять мне мать. У Розалин никогда не было своих детей, так что в последние десять лет я была ее любимой подопытной морской свинкой.

Пчелы роятся перед смертью. У Розалин было полно таких завиральных идей, и обычно я не обращала на них внимания. Но сейчас я лежала и обдумывала ее слова, гадая, не по мою ли грядущую смерть прилетали пчелы. Честно говоря, эта мысль не сильно меня взволновала. Все эти пчелы до одной могли бы опуститься на меня, точно стайка ангелов, и зажалить до смерти, и это было бы не самым худшим из того, что могло случиться. Люди, которые думают, что хуже смерти ничего на свете нет, мало что понимают в жизни.

Моя мать умерла, когда мне было четыре года. Это был реальный жизненный факт, но если я заговаривала о нем, моих собеседников внезапно начинали страшно интересовать заусенцы и кожица на ногтях, а то и вовсе небесные дали, и они временно переставали меня слышать. Однако порой какая-нибудь добрая душа советовала: «Просто выброси это из головы, Лили. Это был несчастный случай. Ты ничего такого не хотела».

Тем вечером я лежала в постели и думала о том, как умру и буду с матерью в раю. Я встретила бы ее словами: «Мамочка, прости! Пожалуйста, прости!» – а она целовала бы меня до тех пор, пока у меня не потрескается кожа, и говорила бы, что я не виновата. Она говорила бы мне это все первые десять тысяч лет.