Тайная жизнь Сталина

Из дореволюционных работ Сталина особенное внимание заслуживает довольно большое произведение, показывающее знакомство 25-летнего автора с основами марксистской доктрины, ее первоисточниками и умение работать с литературой в выбранном русле. В первую очередь это относится к публиковавшейся в Тифлисе на грузинском языке в 1906–1907 годах серии статей под общим названием «Анархизм или социализм?». Двенадцатью годами раньше признанный мэтр от марксизма Г.В. Плеханов опубликовал брошюру с похожим названием «Анархизм и социализм». В этих статьях Сталин Плеханова не упоминает, но он уже явно усвоил и его трактовку «оппортунизма» Бернштейна и так называемый «монистический» подход к истории природы и общества. Книги Плеханова вновь войдут в круг научных интересов Сталина в конце 30-х годов. В 1938 году одновременно с кратким курсом «Истории ВКП(б)» будет переиздано одно из лучших произведений Плеханова «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю». В библиотеке Сталина сохранился экземпляр этого издания с пометами.

В статьях Сталин обнаруживает знание некоторых трудов Маркса и Энгельса, цитирует Кропоткина, Бернштейна, Каутского, Виктора Консидерана (последователя Фурье), упоминает Прудона, Спенсера, Дарвина и Кювье, а также ссылается на книги французских историков и мемуаристов: Поля Луи «История социализма во Франции», А. Арну «Народная история Парижской коммуны», Лиссагарэ «История Парижской коммуны» [186]. Очень важный момент: в работе «Анархизм или социализм?» Сталин впервые формулирует свое понимание основ диалектики и исторического материализма. Почти через тридцать лет он вновь изложит свой взгляд на эти проблемы, которые будут вынуждены «усваивать» миллионы подданных. Это произойдет после 1938 года, когда выйдут в свет не только краткий курс «Истории ВКП(б)», но и официальная биография Сталина, новые школьные и вузовские учебники по истории, в подготовке которых он примет самое непосредственное участие.

Список авторов, которых он упоминает, несколько настораживает. Скорее всего, первоисточники он читал только те, что были опубликованы на русском и грузинском языках. Недаром же молодой Сталин конкретно ссылается лишь на страницы книг русских переводов французских историков, Каутского и русскоязычного Кропоткина. К этому времени многие ключевые работы Маркса, Энгельса, Прудона и даже Эдуарда Бернштейна были переведены на русский язык. Многое было переведено и на грузинский язык. Вспомним, что грузины в социал-демократическом движении по численности занимали второе-третье места после русских и евреев, особенно в меньшевистском крыле. А это были высокообразованные люди.

Еще одна любопытная деталь — в этой работе юный Сталин, наверное, впервые приводит автобиографический факт. Как Маркс в «Капитале» рисует образ некоего портного для иллюстраций своих политэкономических изысканий, так и Сталин использует образ своего покойного отца-сапожника. Объясняя читателю, каким образом мелкобуржуазное сознание трансформируется в социалистическое, Сталин, не называя имени, на нескольких страницах описывает его судьбу: работал в крохотной собственной мастерской, но разорился. Пытаясь скопить денег для открытия нового дела, поступил на работу на обувную фабрику Адельханова в Тифлисе. Но скоро понял, что никаких перспектив для открытия собственного дела не имеет, в результате чего сознание Виссариона Ивановича Джугашвили (именно так, в русской транскрипции «Иванович» будет писаться в будущих биографиях вождя отчество родителя) из мелкобуржуазного трансформируется в пролетарское и наш добрейший сапожник «вскоре приобщается к социалистическим идеям…» [187]

Оставим на совести автора картину эволюции сознания отца, который, по слухам, был убит в пьяной драке. Важнее другое — уже в молодые годы Сталин усвоил и внушал другим: «…за изменением материального положения сапожника в конце концов последовало изменение его сознания». «Сознание» для него уже было прямо производно от материального положения человека. На этом постулате, вытекающем из притчи о сапожнике, будет вскоре основана вся официальная философия жизни российского общества ХХ века. Несмотря на наивность иллюстрации, она верно передает главный постулат «материалистического понимания истории» и теоретической основы социализма.

Не обращаясь прямо к услугам психоаналитика, отметим, что использование образа покойного отца, который, как говорят, жестоко обращался при жизни и с ним и с матерью, указывает, что Сталин, как всякий человек, рано оставшийся без родителя, идеализировал его, правда, в духе новой «материалистической» веры.