Тайная жизнь цвета

Однако воображение британского морского военачальника лорда Маунтбеттена, задумавшегося в 1940 году на борту своего эсминца Kelly, вряд ли занимали такие беспечные картины[262]. За первый год Второй мировой войны королевские ВМС Великобритании понесли ужасающий урон; пилоты Люфтваффе выискивали британский конвой с неба, а стаи немецких субмарин караулили их под водой. Явные потери были ужасны, но гораздо хуже было то, что в ходе войны Великобритания целиком и полностью зависела от поставок извне. Было совершенно ясно, что нужно что-то делать. Капитаны начали экспериментировать с различными маскировочными окрасками в надежде провести своих противников. Некоторые пытались довести до совершенства резкий камуфляж времен Первой мировой, целью которого было не столько укрыть корабль от обнаружения, сколько запутать атакующих, затруднив определение курса, скорости и дистанции до корабля — так же действует яркий камуфляж зебры. Другие пытались комбинировать разные оттенки серого — темный на корпусе, светлый для надстроек, чтобы окраска корабля имитировала разницу между цветом моря и неба[263].

Возможно, лорд Маунтбеттен думал как раз об этом, когда заметил, как реквизированный в компании Union-Castle лайнер, все еще в своей гражданской окраске, растворяется в закатных сумерках гораздо раньше остальных кораблей конвоя. Он твердо решил, что фирменный цвет корпуса «от Union-Castle» — именно тот камуфляж, который так нужен флоту. Несмотря на то что днем этот цвет бросался в глаза, на рассвете и на закате — самых опасных периодах, когда на корабли нападали чаще всего, — тусклый лиловатый оттенок, казалось, превращал корабль в невидимку. Вскоре все эсминцы в его эскадре были выкрашены в умеренный серый с добавкой венецианского красного — оттенок, который быстро получил прозвище маунтбеттеновского розового.

Другие капитаны последовали примеру Маунтбеттена, и этот цвет вполне мог бы стать официальным камуфляжем британских ВМС, если бы не чиновники из отдела маскировки Адмиралтейства. Они начали тотальную проверку всех возможных видов маскирующей окраски. Вскоре официальным камуфляжем флота Его Величества стал приглушенный сине-стальной на основе раскраски времен Первой мировой.

Неизвестно, тестировало ли Адмиралтейство маунтбеттеновский розовый; нет записей и о том, как моряки относились к постоянно менявшемуся камуфляжу своих судов. Однако мы точно знаем, что как раз к тому времени, когда маунтбеттеновский розовый был вытеснен с флота в 1942 году, многие убедились в его эффективности. Одна из сохранившихся историй неоспоримо свидетельствует о превосходном качестве маскировки, которой обеспечивала эта окраска. В последние месяцы 1941 года легкий крейсер «Корабль Ее Величества „Кения“», прозванный «Леди в розовом» за свой колер, попал под сильный огонь неподалеку от острова Вогсёй у берегов Норвегии. Несмотря на безостановочный обстрел из двух орудий, длившийся несколько минут, крейсер вышел из-под огня, получив только незначительный урон и не потеряв никого из команды. Этот бой доказал — по крайней мере, с точки зрения некоторых, — что ВМС Его Величества требовался именно такой камуфляж.

Пюс (цвет раздавленной блохи)

Предреволюционная Франция пестрела цветами с невероятно звучными названиями. Сочетание салатовых и белых полос, например, называлось «резвая пастушка». Другие популярные оттенки включали «нескромные ламентации», «высокую репутацию», «сдержанный вздох» и «химеры»[264]. Тогда, как и сейчас, следование последней моде обозначало статус, богатство и чувство стадной причастности к высшей касте — блистающим драгоценностями царедворцам французского королевского двора. В этой напыщенной — и пустой — суете цветом сезона стал пюс, или цвет раздавленной блохи.

К лету 1775 года 20-летняя Мария-Антуанетта уже год была королевой Франции, но ее правление нельзя было назвать ни удачным, ни счастливым. Весной волна бунтов из-за повышения цен на муку, названная «мучной войной», охватила страну, и королева-иностранка быстро превратилась в объект презрения и ненависти. Досужие сплетники рассказывали о ее увлечении азартными играми, костюмированных пасторалях в ее дворце Малый Трианон в Версале, размере ее гардероба, ломившегося от несказанно дорогих платьев и шляпок. Для голодающих подданных такое расточительство было чрезвычайно оскорбительным. Встревоженная известиями из Франции, мать молодой королевы, грозная императрица Австрии Мария-Терезия осыпала дочь предостережениями, укоряя ее в письмах за «экстравагантные наряды» и предупреждая, что та «катится в пропасть». «Королева, — писала она, — только принижает себя… подобным расточительством, особенно в такое тяжелое время»[265]. Но молодая королева пропускала все увещевания мимо ушей.