Гала находила нелепым совсем иное: зачем Дали уходить в сторону от золотой жилы? Давно минули те времена, когда она рыскала по парижским рынкам в поисках самого дешевого хлеба; теперь она ужинала только в самых роскошных ресторанах и одевалась у Шанель. И ей всегда удавалось убедить мужа взяться за любой, пусть и странный, заказ, лишь бы он хорошо оплачивался. Дали поработал художником на съемках фильма Альфреда Хичкока «Завороженный», сделав эскизы для сцен-сновидений (хотя позже эти сцены пересняли), и сотрудничал с Уолтом Диснеем, нарисовав короткий мультфильм (хотя Дисней так и не выпустил его в прокат). Дали занимался дизайном драгоценностей (тающие часы), приборов («телефон-омар») и мебели (диван в форме губ Мэй Уэст). Его слава достигла заоблачных высей. Что бы он ни вытворял — приезжал на лекцию в белом «Роллс-Ройсе», груженном цветной капустой; входил в клетку с носорогом с картиной, на которой был изображен носорог, — репортеры писали обо всем, а публика жадно глотала их сообщения.
Если в 1930-х самыми горячими поклонниками Дали были представители парижского бомонда, то в 1960-е его полюбили хиппи; набив карманы марихуаной и ЛСД, они косяком потянулись в Порт-Льигат. Дали именовал свое окружение «двором чудес», привечая толпы гостей, которые один из биографов описал так: «Сборище карликов-гермафродитов, косоглазых моделей, близнецов, нимфеток и трансвеститов — когда уходили одни, им на смену являлись другие».
А потом секс вырвался из-под контроля. Гала, которой перевалило за семьдесят, свободный доступ к такому множеству свежих молодых людей чрезвычайно бодрил, и Дали устраивал «эротические мессы» — оргии, где для каждой разновидности соития выделялась отдельная комната. Весь этот декаданс стоил огромных денег, и Гала (ей, кстати, ничего не стоило запереть Дали в мастерской, когда надвигался срок сдачи заказа) изобрела необычайно остроумный способ извлекать прибыль. Она заставила мужа поставить свою подпись на сотнях пустых листов бумаги, позже на них «ограниченным тиражом» печатали литографии.
Старость в конце концов все же настигла Гала и Дали. Ее лицо покрылось жуткими язвами вокруг швов, оставленных многочисленными подтяжками. Она умерла в июне 1982 года от сердечной недостаточности. Следующие шесть лет Дали безутешно горевал по жене. Он отказывался есть, то и дело принимался рыдать и не вставал с постели: лежал один в темноте. У его кровати установили звонок для вызова медсестры, дежурившей круглосуточно, и по ночам он звонил непрестанно. Недовольные сиделки заменили звонок лампой, и однажды ночью Дали нажимал на кнопку так часто, что произошло короткое замыкание и его постель загорелась. Люди, вбежав в комнату, застали его ползающим в дыму и пламени, у него было обожжено 20 процентов поверхности тела. Все думали, что ожоги убьют Дали, но он выжил и к 1986 году окреп настолько, что даже дал интервью журналу «Вэнити фэйр». Это было его последним выступлением, хотя он прожил еще три года и умер 23 января 1989 года.
Каким сегодня нам представляется Сальвадор Дали? Многие искусствоведы на дух не принимают его послевоенные работы, именуя их пошлым самолюбованием; кое-кто заходит еще дальше, подвергая осмеянию его творчество в целом. Некий современный критик отозвался о нем так: «…ребячливый извращенец, чье умение вызывать незаслуженные восторги вычурной продукцией своего мизантропического сознания до сих пор вызывает оторопь». Но чего у Дали никому не отнять, так это влияния на умы: ведь именно он изобрел понятие жизни как искусства.
В 1930-е годы круг общения четы Дали включил аристократов, гордившихся своей богатой и славной родословной. Однажды на званом ужине Дали атаковала Мадина ди Висконти, она пыталась донести до художника, что основателем ее рода считается Юлий Цезарь. Уязвленная тем, что столь блестящий предок не впечатлил художника, она добавила: «И, кстати, моя мать была Пападополи». Внезапно Дали оживился: «Ага! Теперь я понял!» Затем он повернулся к приятелю и спросил театральным шепотом: «Что такое «пападополи»?» Приятель объяснил: «Пападополи — аристократическая венецианская фамилия. А ты о чем подумал?» — «Ох! — сказал Дали. — Вы должны извинить меня, Мадина, я решил, что «пападополи» — это нечто вроде гигантского утконоса».
В Лондоне Дали должен был прочесть лекцию, озаглавленную «Паранойя, прерафаэлиты, Харпо Маркс[25]
и фантомы», и, конечно, его появление в зале, как всегда, вызвало фурор. Одной рукой он держал на поводке двух русских волкодавов, в другой бильярдный кий и при этом был одет в водолазный костюм устаревшего образца, а его шлем венчала крышка от радиатора с логотипом «Мерседеса».