Тайная жизнь великих писателей

Увидев иллюстрацию на обложке первого американского издания «Хоббита» (1965), Толкин едва не лишился дара речи. Рисунок, на котором были изображены лев, два эму и дерево с огромными, похожими на луковицы плодами, имел крайне мало общего (если вообще хоть что-то имел) с сюжетом книги. «По-моему, обложка уродлива, — написал рассерженный писатель своим издателям, — но я понимаю, что главная цель оформления книг в мягкой обложке — привлечь покупателей, и, полагаю, вы лучше меня осведомлены о том, что привлекает американцев. Поэтому не буду спорить с вами о вкусах (цвета и шрифт ужасные, но считайте, что я этого не говорил), однако про рисунок-то я спросить должен: какое отношение он имеет к повествованию? Что это за место? При чем тут лев и эму? И что это за штуковина с розовыми шарами на переднем плане? Не понимаю, как кто-то, читавший мой текст (я надеюсь, вы относитесь к числу таковых), мог вообразить, что такая картинка порадует автора».

Не получив на свою жалобу никакого ответа, Толкин позвонил в издательство и еще раз изложил свои претензии к художнику, на что представитель издательства возразил: «Но у него же не было времени прочитать книгу!»

ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИЦИЯ

Как вы, наверное, догадываетесь, Толкин — филолог по профессии — имел особый взгляд на язык. Однажды он заявил, что словосочетание cellar door («дверь в подвал») — самое красивое созвучие в английском языке. А еще он очень хорошо знал, что ему не нравится. Рассуждая об американском английском, он как-то заметил: «Это, в сущности, тот же английский, только его обмахнули грязной губкой».

А НУ-КА ОТНИМИ!

Толкин был знаменит своей скупостью. Он подробно фиксировал все свои траты, даже самые мелкие, вплоть до покупки почтовых марок и лезвий для бритвы. Особенно его жадность давала о себе знать в вопросе о налогах. Когда британское правительство разработало новую схему использования государственных средств для финансирования строительства сверхзвукового самолета, Толкин был вне себя от злости. Говорят, поперек своей налоговой декларации он накорябал: «Ни пенни на «Конкорд»!»

ФРЭНСИС СКОТТ ФИЦДЖЕРАЛЬД

[60]

«Пьяный в 20, развалина в 30, мертвый в 40», — записал как-то Фрэнсис Скотт Фицджеральд в блокноте, в очередной раз пытаясь кратко изложить свою биографию. Он оказался недалек от истины. Умер он в сорок четыре года, много лет пребывал в непрерывном алкогольном угаре и почти десять лет — в долгах, позабытый литературным миром. Но его работы все-таки пережили свое время и дошли до нас во многом благодаря безупречному стилю и изяществу его письма.

Фицджеральд родился в приличной семье и приходился потомком (хотя и не по прямой линии) и тезкой Фрэнсису Скотту Кею, автору американского гимна «Знамя, усыпанное звездами». Он благоразумно предпочитал не называть себя полным именем: Фрэнсис Скотт Кей Фицджеральд. Не то чтобы это как-то угрожало его популярности. По правде говоря, он никогда и не был популярен. Когда Фицджеральду стукнуло шесть лет, родители устроили в его честь праздничную вечеринку. Никто из приглашенных не пришел. Скотт, как его звали в семье, от расстройства съел весь торт целиком, вместе со свечками. Это было не последнее его неудачное празднество. «Вечеринки, — напишет он позже, — это еще один способ самоубийства».

Приятная внешность немного поднимала его рейтинг. В Принстонском университете Фицджеральда путем голосования выбрали самым симпатичным парнем в группе. Однако никаких иных достоинств, кроме смазливой мордашки, за ним в те годы замечено не было. Не успев толком приступить к учебе, он завалил математику, латынь и химию. Фицджеральд понимал, что выпускных экзаменов ему не сдать, но тут как раз началась война, и студент-неудачник завербовался в американскую армию. Он искренне надеялся, что его убьют и после него останется только красивый труп и незаконченный роман, который обеспечит автору литературное бессмертие. Но этого не случилось. Фицджеральду так и не довелось поучаствовать в реальных боевых действиях, и славу он вынужден был зарабатывать совсем другим путем. Подходящий шанс представился в 1919 году, когда Фрэнсис Скотт опубликовал дебютный роман «По эту сторону рая», который был высоко оценен критиками.

К этому времени он уже встретил Зельду Сейр, огненную, как вулкан, девушку из Алабамы, которая на следующие два десятилетия стала его женой и «сообщницей». Они вместе, пошатываясь от выпитого, шли своим путем по Америке «эпохи джаза». Они купались в фонтане нью-йоркского отеля «Плаза», катались по Манхэттену на крыше такси и, вернувшись с затянувшегося допоздна шумного сборища у Джеральда и Сары Мерфи на Ривьере, ныряли в море с тридцатипятиметрового обрыва. Впоследствии Зельда сказала хозяйке вечеринки: «Как, Сара, разве ты не знала? Мы не верим, что себя надо беречь».