«Психоделики» и «Сартр» — не самое привычное сочетание, правда? Однако французский философ шел впереди эпохи и экспериментировал с расширяющими сознание веществами еще в 1930-х, задолго до того как Тимоти Лири в 1960-х ввел их в моду и сделал частью культуры андерграунда. Решив, по его собственным словам, «пробить кости в голове» и раскрепостить воображение, Сартр впервые попробовал мескалин в 1935 году под присмотром знакомого студента-медика. Сперва эффект был слабый. Но дня через два Сартра стали преследовать все менее и менее приятные галлюцинации. Например, ему казалось, будто за ним гонится гигантский омар. Сартр также рассказывал, что видел орангутанов, циферблат с чертами совы и дома, щелкающие челюстями. Странные видения преследовали его добрых полгода. Позже Сартр вставил часть своих галлюцинаций в роман «Тошнота», в те сцены, где главный герой Рокантен чувствует, что сливается с окружающим пространством.
В свободное от экспериментов с наркотиками время Сартр предпочитал старый добрый табак. В день он выкуривал две пачки сигарет и еще несколько трубок. Даже для Франции, сходящей по табаку с ума, это много, к тому же подобное пристрастие — не лучшая черта национальной иконы. Когда Французская национальная библиотека вывесила плакат к столетию со дня рождения Сартра, руководству библиотеки было велено закрасить сигарету, которую писатель держал в руке, — в соответствии с законом, запрещающим рекламу табака.
РЕШИВ, ПО ЕГО СОБСТВЕННЫМ СЛОВАМ, «ПРОБИТЬ КОСТИ В ГОЛОВЕ» И РАСКРЕПОСТИТЬ ВООБРАЖЕНИЕ, САРТР ЭКСПЕРИМЕНТИРОВАЛ С МЕСКАЛИНОМ, ПОСЛЕ НЕГО ЕГО ЧУТЬ ЛИ НЕ ГОД МУЧИЛИ ДИКИЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ.
Возможно, это как-то связано с навеянными наркотой видениями разбушевавшегося гигантского омара, но Сартр всю жизнь боялся морской живности, особенно ракообразных и моллюсков. Он приходил в ужас от мысли, что его схватит клешнями краб или что какой-нибудь осьминог нападет на него и утащит под воду.
Благодаря своим радикальным политическим убеждениям Сартру доводилось встречаться с самыми неоднозначными личностями XX столетия. В 1960-е годы он ездил на Кубу — поболтать о революции с Фиделем Кастро и Эрнесто «Че» Геварой. Сартр был настолько очарован, что провозгласил Че «самым совершенным человеческим существом нашей эпохи». Когда палестинские террористы убили одиннадцать израильских спортсменов в ходе Олимпийских игр в Мюнхене в 1972 году, Сартр бросился защищать убийц, заявив, что терроризм — это «страшное оружие, но у угнетенных бедняков нет другого». Еще он сказал: «То, что французская пресса и общественное мнение повесили на Мюнхенский теракт ярлык «недопустимого скандала», — само по себе скандально и недопустимо». В 1974 году он посетил тюрьму Штамм-хайм в Штутгарте, где содержался Андреас Баадер, главарь знаменитой банды Баадера-Майнхофа. Хотя позже Сартр назвал Баадера «непроходимым дураком» и «сволочью», сразу после встречи он отправился на немецкое телевидение, где выступил за создание международной комиссии по защите интересов политзаключенных. (Для справки: среди преступлений Баадера были многочисленные ограбления банков и взрыв во Франкфуртском супермаркете.)
Несмотря на свою непрезентабельную внешность, Сартр слыл покорителем дамских сердец, менявшим любовниц так же часто, как пачки сигарет «Буайяр». Он даже пытался соблазнить хорошенькую молодую бразильскую журналистку, пока Симона де Бовуар лежала в больнице с брюшным тифом. Сартр оправдывал свою неверность, сравнивая секс с мастурбацией, и отказывался кончать в своих партнерш — не для того, чтобы избежать беременности, а для того, чтобы не создавать ненужного ощущения интимности.
Может, Сартр и не оказал никакого содействия французскому Сопротивлению, но с одним побочным эффектом фашистской оккупации он все-таки боролся. Нехватка табака в военное время сильно урезала его ежедневно выкуриваемую дозу. Однако находчивый философ не сдавался: часто можно было видеть, как он в кафе подбирал с пола окурки и высыпал остатки табака из них в свою трубку. Страсть Сартра к никотину была столь сильна, что он разрешал своим студентам курить в аудитории. Сартр расстался с вредной привычкой, только когда из-за нарушения кровообращения врачи пригрозили ампутировать ему ноги.
РИЧАРД РАЙТ
«Он явился как кувалда, — писал о Ричарде Райте историк Джон Хенрик Кларк, — как великан, выбравшийся из недр горы с кувалдой, он и писал как будто кувалдой».