Тайная жизнь великих писателей

Хотя Плат провела много времени в Англии, она не особенно жаловала английских мужчин. В своих дневниках она описывала их как толпу «бледных нервных гомосексуалистов».

СИЛЬВИЯ ПЛАТ… ПИСАЛА ДЛЯ ДЕТЕЙ?

Классиком детской литературы Сильвию Плат не назовешь, но одну книгу для детей она все же написала. «Кроватная книжка» — сборник бессмысленных и забавных стишков о разных видах кроватей — была опубликована в 1963 году, вскоре после самоубийства поэтессы.

В БОЛЕЗНИ И В ЗДРАВИИ

Плат и ее муж Тед Хьюз были в своем роде образцовой парой — образцом скандалов и саморазрушения. Тон был задан с самой первой их встречи на студенческой вечеринке в Кембридже. Как свидетельствует дневник Плат, после нескольких минут разговора Хьюз поцеловал ее, «резко впился в губы» и, изображая дикий порыв страсти, стал срывать с нее головную повязку. Чтобы не отставать, Плат «сильно и надолго вцепилась ему зубами в щеку, и, когда мы вышли из комнаты, у него по лицу текла кровь».

Как и многие пары, они не смогли долго выдерживать подобный накал страстей. Едва выйдя замуж за Хьюза в 1956 году, Плат начала жаловаться на его привычки. Он часто пребывал в дурном настроении, ковырял в носу и неряшливо одевался. А самое главное, он ей изменял. Как ни удивительно, они сумели протянуть вместе целых семь лет, прежде чем муженек наконец сделал ноги — заработав тем самым вечную ненависть со стороны фанатов Плат.

ОБЩЕСТВО МЕРТВЫХ ПОЭТОВ

Плат совершила самоубийство в той самой лондонской квартире, которую когда-то занимал ее любимый поэт Уильям Батлер Йейтс. Переезд в бывшие апартаменты Йейтса она сочла хорошим знаком.

УМЕРЛА ТАК УМЕРЛА

Тед Хьюз до самой своей смерти, то есть еще целых тридцать пять лет (он умер в 1998 году), не выходил из роли негодяя, чье поведение привело к трагической кончине Сильвии Плат. Многие ее поклонники открыто обвиняли его, очевидно, запамятовав, что Плат пыталась покончить с собой еще за три года до знакомства с мужем. Люди выкрикивали: «Убийца!» — когда он выступал с поэтическими чтениями, и сбивали его имя с могильного камня Плат. Хьюз редко говорил о своей покойной жене, тем самым только подпитывая гнев поклонников, считавших его ответственным за огромную потерю, которую понесла литература.

ГЕРР ДОКТОР

Отец Сильвии Отто Эмиль Плат, или «герр доктор», которого поэтесса разносит в пух и прах в своем стихотворении «Папочка», действительно по образованию был врачом, хотя и не коварным нацистом, как сказано в стихах. Профессор, преподаватель биологии и немецкого языка в Бостонском университете, Отто Плат также был признанным энтомологом, автором книги «Шмели и их повадки». Хотя герр доктор, очевидно, был властен и эмоционально отстранен, его самым большим недостатком было пренебрежение правилами личной гигиены. В 1940 году, когда у Отто Плата воспалился палец на ноге, он отказался от медицинской помощи и умер от гангрены.

ТОМАС ПИНЧОН

[81]

Мы бы и хотели обрисовать кое-какие детали биографии Томаса Пинчона, но боимся последствий. Он настолько озабочен неприкосновенностью своей личной жизни и напускает вокруг себя столько загадочности, что многие даже поверили, что он и есть знаменитый террорист Унабомбер. Другие связывали его имя со скандально известной сектой «Ветвь Давидова», члены которой в 1993 году заперлись в поместье близ города Уэйко, штат Техас, и совершили самосожжение. Один шутник журналист дошел до того, что заявил, будто под маской писателя-затворника скрывается другой писатель-затворник, Дж. Сэлинджер. Как реагировал на все это сам Пинчон? Многозначительно: «Неплохо. Жду новых попыток». Предположения, что Пинчон одновременно является еще и Харпер Ли, еще более необоснованны — возможно, потому, что еще ни разу не были высказаны.

Хотя писатель отказывается фотографироваться, не жалует интервью и почти никогда не появляется на публике, Пинчон настаивает на том, что никакой он не затворник. Он утверждает, что этот термин — «кодовое слово, придуманное журналистами», потому как «им трудно поверить, что кто-то не хочет с ними общаться». Большинство существующих фотографий относится к тому времени, когда будущий писатель служил во флоте и слова: «Я Томас Пинчон, и я не желаю, чтобы меня фотографировали», — имели несколько меньший вес, чем сейчас. Должно быть, Пинчону нравилось на флоте, иначе он столь щедро не рассыпал бы упоминания о службе в своих ранних произведениях. Чем именно он там занимался? Вероятнее всего, мы этого так и не узнаем. Все записи о его службе таинственным образом исчезли — кое-кто считает, что такова была воля самого Пинчона.

А вот в анналах Корнелльского университета записи об учебе Пинчона сохранились. Там он вел нетипичный для студента трезвый и замкнутый образ жизни. Однокурсники описывают его как «книжного червя — из тех, кто читает книги по математике для собственного удовольствия… из тех, для кого утро наступает в час, кто начинает день со