— Передать? Нет, — пробормотала я, сбитая с толку, но потом вспомнила про ветчину и обрадовалась, что предлог найден.
Я протянула ему полураздавленный пакет и оглянулась. Мэтта нигде не было видно. Хоть бы он благополучно добрался домой!
— С чего это они послали ребенка? — удивился отец, но я видела, что думает он о другом.
Отец сунул руку в карман, вынул часы на цепочке и повернул их к свету.
— Пойдем, — велел он, убирая часы. Взял мою холодную ладошку в свою, теплую, и повел к башне.
С ним я не боялась ничего!
— Я отведу тебя домой, но прежде мне нужно завершить кое-какие измерения.
У основания башни находилась дверь. Мы вошли и немедленно погрузились в прохладную темноту.
— Подожди, — велел он, и его голос обрел на удивление низкий тембр.
Очевидно, у него было огниво, потому что из искр разгорелось пламя. Он зажег маленький фонарь, и я восхищенно наблюдала игру света и теней на стенах. Винтовая кирпичная лестница поднималась перед нами. Отец жестом велел мне идти первой. Я встала на четвереньки и поползла. Пальцы замерзли от страха и холода. Я поднималась, кажется, целую вечность, но наконец мы внезапно оказались в круглой комнате с окнами, выходящими на четыре стороны света. Под окном стоял стол, на котором горел фонарь, и при его свете я впервые увидела мир комнаты, в которой сейчас сижу.
Я тут же вообразила каюту на большом корабле и почувствовала себя нехорошо, как в тот день, когда, бросив вызов Мэтту, взобралась на большую березу и ощутила, как она качается от ветра.
Деревянная лестница вела на потолок. Люк был открыт.
— Поднимайся выше, — раздался голос отца.
Я так желала угодить ему, что преодолела страх и схватилась за перила.
— Я не позволю тебе упасть, — мягко заверил он, почувствовав мой страх, и я стала подниматься, радуясь, что он идет за мной.
Мы вышли на маленькую кирпичную платформу с низким парапетом вокруг и навесом над головой, и там… о чудо! Он откинул парусину, открыв телескоп длиннее, чем грабли, и толще мужского бедра и направил его в небо.
— Садись. — Он показал на маленькую скамью.
Я с облегчением повиновалась, потому что голова кружилась все сильнее. Отец уселся на высокий табурет и, схватив подзорную трубу, прижал к глазу. Прошло несколько минут. Я украдкой поглядывала на него. Виднеющиеся за башней вершины деревьев вздыхали и бессонно ворочались в темноте. Шум ни на секунду не стихал. Откуда-то раздался крик совы, на который немедленно откликнулась другая. Издалека послышался противный лай лисы.