Аскер почувствовал, что его охватывает дрема. Он встал из-за стола, походил по кабинету, разгоняя сонливость, выкурил папиросу. В окно была видна часть территории лагеря с несколькими большими строениями для жилья. Возле одного из них группа пленных резала широкой пилой толстые березовые поленья. Другие возились у только что врытого столба, утрамбовывая вокруг него почву. Еще один пленный, нацепив "кошки", карабкался по столбу, держа в руках большой серебристый громкоговоритель.
Отворилась дверь дальнего строения. Из нее вышел немец и за ним конвоир. Это вели на допрос очередного пленного.
Аскер прошел к столу, застегнул пуговицы на воротнике гимнастерки, пригладил волосы, сел.
Вскоре в коридоре послышались шаги. Вслед за тем дверь отворилась, конвойный ввел пленного. Аскер оглядел стоявшего у порога человека, сделал знак конвоиру удалиться. Пленный - пожилой человек, коренастый и чуть кривоногий - тяжело шагнул вперед к стоявшему посреди комнаты табурету, зацепился за что-то ногой и едва не упал. Он смутился, покраснел. Оказавшись возле табурета, сесть не решился, вопросительно поглядел на советского офицера.
- Садитесь, - сказал Аскер.
Немец сел, положил на колени тяжелые руки с коротко остриженными ногтями, провел языком по губам и вздохнул. Искоса он посматривал на следователя. По ту сторону стола стоял высокий статный офицер. Зачесанные назад светлые с рыжинкой волосы открывали большой лоб, из-под которого поблескивали спокойные глаза. Пленный отметил хрящеватый, с едва заметной горбинкой нос, чуть широкие скулы, твердый подбородок. Гимнастерка облегала атлетический торс, пояс туго стягивал талию.
Все в облике офицера свидетельствовало о силе, энергии, здоровье, и пленный неожиданно для самого себя улыбнулся.
Аскер чуть сощурил глаза.
- Ваше имя? - спросил он.
Хриплым, простуженным басом пленный сказал, что его зовут Герберт Ланге.
- Чин?
- Обер-ефрейтор.
- Обер-ефрейтор, - повторил Аскер, делая запись в протоколе. Где служили? Назовите дивизию, полк, батальон и свою должность.
- Дивизия "Тейфель", мотострелковый полк, третий батальон, первая рота, первый взвод.
Аскер насторожился: из первого взвода был и Георг Хоманн.
- Хорошо, - сказал он. - Теперь о партийной принадлежности. Вы член НСДАП?
- Нет, - покачал головой Ланге. - И никогда им не был.
- Тогда, быть может, вы коммунист?
Пленный шумно вздохнул и вновь покачал головой.
- Я и не коммунист. - Он помедлил и как бы с сожалением повторил: - Да, не коммунист, господин офицер. Я беспартийный. Но беспартийные бывают разные. Есть люди, имеющие твердые убеждения и принципы. А есть болтуны и тупицы. Я принадлежу к числу последних.
- Ого! - усмехнулся Аскер. - Сказано довольно сильно.
- Это как вам будет угодно, - повел плечом пленный. - А говорю так потому, что сочувствовал социал-демократам и, как это ни печально признавать, на собственных плечах привез к власти Адольфа Гитлера и нацистов.
- Каким же это образом? - спросил Аскер, которого стал забавлять необычный допрос.
- Я, разумеется, был не один. Идиотами оказались все те, кого прельстили бредни наци о великой миссии германского народа на земле. А таких, увы, было немало...
- Немало, - согласился Аскер. - Ну, а сейчас каковы ваши взгляды? Они что, переменились?
- Да.
- Под влиянием того, что вы попали в плен?
В вопросе звучала ирония. Ланге покраснел и опустил голову.
- Нет, - пробурчал он. - Плен тут ни при чем. Дело в другом, совсем в другом.
- В чем же?
- В другом, - повторил Ланге. - Во всем виноваты очень хорошие люди, которых мне довелось встретить на своем пути.
- Кто же они?
- Их было трое, господин офицер. Очень разные, но очень хорошие люди. Я бы назвал их имена, да вам они ни к чему.
- А все же.
- Первый - это Лотар Фиш, могильный сторож.
- Кладбищенский, вы хотите сказать?
- Да-да, кладбищенский. Простите меня. - Ланге смутился. - А язык вы знаете лучше, пожалуй, чем я...
- Так чем знаменит кладбищенский сторож Фиш?
- Ничем, господин офицер. Просто это человек, который открыл мне глаза на многое. Когда-то, в годы моего детства, он был лодочником в Гамбурге. Хорошо знал отца. Нянчил меня, на руках носил... Потом пропал. Уехал. И вот, много лет спустя, я встретил его в Остбурге. Случайно встретил. Мы хоронили кого-то из друзей, и на кладбище вдруг я вижу старого Лотара! Там же, на кладбище, его сторожка. Он бобыль, живет обособленно. Я остался у него ночевать, И мы скоротали время до утра, сидя за кружкой пива. Помнится, это было в тридцать восьмом году, да-да, осенью тридцать восьмого... И знаете, что предсказал Фиш? Войну Гитлера против вашей страны!
- Любопытно, - усмехнулся Аскер.
- Больше того, господин офицер, он предсказал поражение нацизма в этой войне! Лотар так и сказал: "Эти русские свернут шею нашему бесноватому. Попомни мое слово, Герберт".
- Он что - коммунист, этот Фиш?
- Нет, не думаю. - Ланге потянулся за сигаретой, зажег ее, осторожно положил в пепельницу обгорелую спичку. - Не думаю, по всей вероятности, нет.
- И Фиш жив?
- Я получил от него весточку месяц назад.
- Ну, а другой?