Читаем Тайник на Эльбе полностью

Тайник на Эльбе

- С ним я встретился в тридцать третьем году, в ту ночь на 27 февраля, когда в Берлине горел рейхстаг. Это была наша первая встреча. Порт Гамбурга гудел, будто потревоженный улей. Там шел митинг. Ораторы вовсю драли глотки. Говорили многие, но громче всех - фашисты. Им подпевали социал-демократы. Все они хором вопили о необходимости "сильной руки", чтобы вновь завоевать стране и нации "место под солнцем", поносили коммунистов. Тогда мне это нравилось, и я орал вместе с другими, потрясая факелом, и готов был хоть сию минуту идти воевать за это самое место под солнцем. "Глупец", - сказал кто-то рядом. Я обернулся и увидел человека в фуражке с лаковым козырьком и в синем комбинезоне. Он жевал сигарету, насмешливо глядел на меня. Это был здоровяк, и я сдержал ругательство, готовое сорваться с губ. А митинг продолжался. Страсти так накалились, что произошла потасовка. Здорово досталось наци, а заодно и эсдекам. В таких случаях полиция тут как тут. И вот уже заработали резиновые дубинки шуцманов. Я счел за благо потихоньку выбраться из толпы. "Эй!" - окликнули меня. Я оглянулся. Подошел тот самый, в фуражке. "По кружке пива, а? - сказал он так, будто мы были давнишние знакомые. - Я плачу". Он чем-то понравился мне, и я забыл, что несколькими минутами раньше едва с ним не подрался. Мы устроились в маленьком кабачке и тянули пиво. Разговорились. Впрочем, больше говорил я, а он слушал и лишь изредка вставлял словцо. Я болтал вовсю, рисуя картины новой Германии, одну прекраснее другой. Он слушал. Потом спросил: "Твой отец тоже был докер и жил здесь до мировой войны?" - "Разумеется, - ответил я. - Мы потомственные докеры, здесь трудились всю жизнь и отец мой и дед"."Как он жил, твой отец, лучше, чем ты?" Я сказал, что нет, не лучше. Помнится, семья и в те годы считала каждый пфенниг, лишь по праздникам ела мясо. "Вот видишь, - сказал он, - выходит, так было и прежде. А ведь до войны Германия имела и жизненное пространство, и место под солнцем, и колонии, и всякие прочие штуки, о которых сейчас вопят нацисты. Имела все, а твой отец, докер, едва сводил концы с концами. Почему ты уверен, что теперь все изменится и каждый рабочий будет кататься, как сыр в масле?" Настроение у меня упало. Я стал придираться к его словам. "Ты сердишься, Юпитер, - улыбнулся он, значит, ты неправ".

Только много позже я понял, что злился не на него, а на самого себя. Видимо, стыдно было признаться в этом... Вот как мы познакомились. Его звали Отто Шталекер. Оказалось, что работаем на одной верфи, только на разных стапелях. Он был механик, а я слесарь. Мы подружились, хотя он и постарше годами, после смены поджидали друг друга, вместе ходили в кабачок, если водились деньги. Даже женились на подружках - наших жен и по сей день водой не разольешь... Когда я перебрался в Остбург, туда же переехал и Отто. Работали на одном заводе. Началась война, меня забрали в вермахт, Шталекера же оставили - он большой специалист в своем деле...

- Он тоже не состоит ни в какой партии, этот ваш друг?

- Не знаю, господин офицер. - Ланге помедлил. - Чего не знаю, того не знаю. Но у Шталекера старые счеты с наци. Мерзавцы замучили в лагере его старшего брата. Побывала в их лапах и жена Отто. Словом, он глотку б им перегрыз, если бы мог. Это уж точно.

- А может, грызет? - проговорил Аскер. - Не сидит, может, без дела в своем Остбурге, а?

Ланге пожал плечами.

- Кто знает? - сказал он. - Отто человек смелый, решительный...

- М-да, - задумчиво протянул Аскер. - Хорошие у вас друзья.

- Неплохие, - кивнул Ланге.

- Ну, а третий?

Ланге сказал:

- Это солдат, с которым я служил, Георг Хоманн.

- Служили, - повторил Аскер, стараясь говорить спокойно. - А что, этот... как его?

- Хоманн, господин офицер.

- А что, Хоманн теперь не с вами? Или погиб?

- Ни то и ни другое.

- Где же он?

- Как объявили неделю назад, Хоманн дезертировал. Перебежал на вашу сторону. Сидит теперь в каком-нибудь лагере военнопленных, вроде этого. Если, конечно, его не подстрелили по дороге.

- Вы говорите так, будто не знали, что Хоманн собирался дезертировать.

- Я и в самом деле ничего не знал.

- Но вы были друзьями!

Пленный выпрямился на табурете.

- Таков Хоманн, господин офицер. Если не сказал, значит, не мог. Не мог - и баста.

- Вы и до войны знали друг друга?

Ланге покачал головой.

- Нет, хотя и жили бок о бок: и он и я в Остбурге. С Хоманном мы знакомы года полтора, с тех пор как попали в одну роту.

- Давно не были в родных краях, Ланге? - вдруг спросил Аскер.

- Давно.

- Хотелось бы съездить?

- А как же, господин офицер! Но теперь - капут. Надо ждать, когда окончится война или произойдет обмен пленными.