Тайник на Эльбе

- Бери, - сказал тот, отводя глаза, - бери, тебе это будет кстати...

Кныш понимающе кивнул и быстро спрятал еду под одежду.

Кребс тронул его за плечо, замотал головой.

- Здесь поешь, - сказал он. - Там могут отнять. Да еще и зуботычин надают.

Пленный не согласился. Мешая украинские и немецкие слова, помогая себе мимикой и жестами, он пояснил, что должен передать еду товарищам. Сам он поел немного - накормили в цехе. А вот товарищи... им очень нужна еда!

Кребс кивнул, отвернулся.

Отобрав инструмент, посидели, покурили. Рабочие, которые пришли вместе с Кнышем, стали его расспрашивать. Вступил в беседу и Кребс.

Пленный охотно отвечал на вопросы. В его семье все токари: дед, отец, два брата и вот он сам. Ему приятна похвала немецких станочников. Но это вряд ли заслуженно. Вот если бы они видели его отца!.. Незадолго перед войной отец с семьей переехал с Украины на Урал. Отец славился мастерством на Украине, стал известен и на новом месте. Он простой рабочий, но к нему приезжали советоваться профессора из Москвы!

Урал... Кребс напряг память и с трудом выговорил сложное слово: Златоуст. Вслушиваясь в его быструю речь, Кныш кое-как понял, что кладовщик знает немного об Урале и весьма ценит златоустовскую сталь. Кребсу приходилось иметь с ней дело, и он считает, что та сталь ничуть не хуже знаменитой немецкой из Золингена.

Вечером мастер доложил о Кныше инженеру, тот - директору завода. Кюмметц был доволен. Подумать только, в первый же день выявился такой талант! Надо продолжать поиски других способных рабочих с Востока. Нет сомнения, что такие найдутся. Да, по всему выходит, что он не зря съездил в Аушвиц.

Наутро директор побывал в цехе и убедился, что новый русский токарь и в самом деле работает великолепно. Чтобы подзадорить других, Кюмметц объявил: пленному назначается полуторный пищевой рацион и дарится двадцать марок.

Помощник начальника лагерной охраны, в свою очередь, сказал, что разрешает старательному и трудолюбивому рабочему свободный выход из цеха на заводской двор, где имеется лавочка, а также освобождает его от всех лагерных работ.

Трофим Кныш счастливо улыбался и подобострастно кланялся директору и офицеру.

Лагерники, находившиеся в цехе, молча наблюдали за этой сценой. Иллюзий насчет добросердечности и гуманности нацистов у них не возникало - только сегодня утром эсэсовцы расстреляли пленного, который вышел на поверку без обуви, украденной у него ночью.

2

Аскер вкатил машину на заводской двор, остановил у гаража. Он только что привез Кюмметца и, пользуясь свободным временем, собирался сменить в моторе масло.

Он поднял капот мотора и принялся за дело.

За действиями шофера внимательно наблюдал из окна цеха пленный Кныш. Появление директорского автомобиля взволновало его. Он вернулся к работе, несколько минут сосредоточенно размышлял, потом остановил станок и вышел.

Кныш подошел к Аскеру, когда тот, расстелив на земле резиновый коврик, уже приготовился было лезть под автомобиль. На ломаном немецком языке Кныш попросил разрешения помочь и, не дожидаясь ответа, взял разводной ключ и скользнул под машину.

Аскер был озадачен. Он присел на корточки, заглянул вниз и пододвинул пленному железный противень.

- Возьмите, - сказал он, - поставьте под картер и отвертывайте пробку.

Кныш принялся орудовать инструментом. Вскоре из картера хлынула тяжелая черная струя.

- Откуда вы? - спросил Аскер. - Доставлены из Аушвица?

- Точно, - сказал пленный по-русски. - От сержанта Авдеева.

Что это - провокация? В первое мгновение Аскеру показалось, что так оно и есть. Но если немцы установили его подлинное лицо, да еще каким-нибудь образом выяснили взаимоотношения с Авдеевым, они бы не стали производить проверку. Это ни к чему. Его взяли бы сразу. Значит, не провокация. Что же тогда?

- Товарищ гвардии старший лейтенант, - продолжал пленный, Авдеев наказал...

- Тихо, ты!

Аскер оглянулся. Мимо проходила группа рабочих. Из-под машины видны были их ноги - чуть согнутые, ступавшие короткими судорожными шагами. Очевидно, рабочие несли какую-то тяжесть.

- Товарищ гвардии старший лейтенант, гляньте-ка, - прошептал Кныш.

Аскер увидел, как пленный извлек из-под одежды кинжал с блестящей витой ручкой.

- Ваш? - тихо спросил Кныш. И, видя, что собеседник не отвечает, сам же заключил: - Ваш ножик!

- Спрячь!

Кныш убрал нож.

- Наказал вам доставить. Вроде, значит, пароля.

Аскер испытующе оглядел лагерника. Тот лежал на боку, худой, желтый, и, не мигая, смотрел ему в глаза. И вдруг Кныш заплакал. Как-то сами собой побежали по лицу слезы, закапали с остренького носа, и сухой, пыльный асфальт мгновенно впитывал их, будто промокательная бумага.

- Не сомневайтесь, - захлебываясь, нервно дергая шеей, проговорил он, - не брешу, не предатель я...

- Как звать? - спросил Аскер.

- Чего?

- Имя, говорю, как?

- Кныш - фамилия. А имя - Трофим. Старшина Трофим Кныш!

- А где Авдеев?