Тайник теней

Мы взглянули друг другу в глаза, но затем быстро отвели взгляд. Меня бросило в жар. У нас с Розильдой одна мама. Но она говорила о ней так, словно не была моей сестрой, так, будто все время считала маму только своей. Вернее, их мамой, ее и Арильда. А мне всего лишь по случайности довелось жить с ней вместе какое-то время. Я чувствовала, как Розильда словно отвергает меня.

Поначалу меня охватило бешенство, но потом, поразмыслив, я решила, что мне это в общем-то безразлично. Какая разница? Я попыталась понять чувства Розильды и потому смогла обуздать саму себя и вновь поднять на нее глаза.

Но когда я заговорила, в голосе все еще слышалась отчужденность:

– Ты говоришь, я хорошо знаю маму… Странно… ведь в каком-то смысле у нас с тобой никогда не было одной мамы, Розильда. Я согласна, так случилось, что это физически одна женщина, но на этом сходство кончается. Моя мама вовсе не была религиозной. По крайней мере, насколько я помню. Даже наоборот. Например, она никогда не читала со мной вечернюю молитву, как делала твоя мама. Разве это не примечательно, если задуматься? Мама Ида не была верующей, а мама Лидия была крайне набожна.

У Розильды как-то осунулось лицо, и она прошептала:

– Мама – женщина несчастная, и всегда была такой. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

И она махнула рукой в направлении стены. Я поняла, что она хочет сказать.

Мама там, за стеной. Спит ли она или бодрствует, но она там. И она может нас услышать.

Я промолчала. Но была слегка разочарована. Розильда была единственным человеком, с которым я могла поговорить о маме, и мне было это так необходимо. С другой стороны, едва ли мы говорили об одной и той же женщине, мы обе понимали это, и поэтому нам не становилось легче.

Розильда слабо улыбнулась мне.

– Так на чем мы остановились? Ах да, я говорила о твоей силе. О твоей невиданной воле. Я тоже чувствую в себе каплю такой воли. Я тоже не хочу сдаваться. И если все пойдет хорошо, я бы хотела посвятить себя живописи, как ты знаешь.

Она глубоко вздохнула и продолжила:

– Я знаю, я обязательно добьюсь успеха. Только бы меня оставили в покое.

– А разве тебя кто-то держит?

– Нет, но ты знаешь, мама ведь…

Розильда закусила губу и рассмеялась.

– Но мы ведь условились не говорить о маме… Вот и не будем. Но ты, конечно, знаешь, что мама тоже писала маслом в молодости, и она интересуется тем, что я делаю. Может, слишком сильно интересуется… Но у меня не хватит духу сказать ей об этом.

– Может, ей стоило бы вместо этого самой начать писать?

– Я просила ее об этом, но она не хочет. Говорит, что не может. Что у нее не получится так сразу снова взяться за кисть.

Говоря эти слова, Розильда не переставала разрисовывать страничку в блокноте и даже не подняла глаз, когда я спросила:

– А как же Арильд? Разве она им не интересуется?

– Конечно, интересуется. Но Арильд… я не знаю, он словно не от мира сего.

На мгновение наступила пауза. Был слышен только звук карандаша, вычерчивавшего узор в блокноте. Я произнесла:

– Меня мучает совесть из-за Арильда. Никогда бы не подумала, что он воспримет все эти мои проделки так серьезно.

– Да и кто бы мог так подумать?

– Стало быть, он все еще переживает?

– Он утверждает, что нет. Говорит, что забыл обо всем. Но честно говоря… не знаю. Арильд ведь не такой, как все.

– Чем он сейчас занимается?

– Ничем особенным. Он ни над чем не работает, если ты это имеешь в виду.

– Но как же он тогда проводит время?

– Читает и размышляет – все как обычно…

– Конечно же, читает философов?

– Полагаю, да. Мы хотели, чтобы он поехал сюда с нами, но нет. Он не хочет уезжать из замка.

– Может, это потому, что он не хочет встречаться со мной?

– Может… не знаю. Хотя нет, хочет, наверное, но только не вместе с нами. Чтобы не чувствовать, как за ним наблюдают.

– Берта очень дружна с ним?

– Да. Они переписываются. Ему повезло, что есть Берта.

Розильда взглянула на меня:

– А кстати, почему ты не приехала на Пасху?

– Это непросто объяснить… Понимаешь, я уже давно не бывала в замке. Я была очень занята своей работой. А может, чувствовала, что наши пути разошлись. Тогда лучше не встречаться некоторое время.

– Ты хочешь сказать, мы стали удаляться друг от друга?

– Не знаю. Сейчас, когда ты рядом, я этого совсем не ощущаю, но… я не знаю.

Розильда сидела на диване, а я рядом в кресле. Вдруг она вскочила и подошла ко мне. В глазах у нее блестели слезы.

– Каролина, ты думаешь, мы отняли у тебя маму, да?

Розильда провела рукой по моим волосам. Мне нечего было сказать. Я лишь покачала головой, и она продолжила тихим голосом:

– Мы разговаривали об этом, я и Арильд. И ты должна знать, мы не хотели этого. Ты наша сестра, и мы хотим, чтобы ты была с нами.

– Чтобы я жила в Замке Роз? Не это ли ты имеешь в виду?

Розильда озадаченно посмотрела на меня.

– Нет, в точности я не знаю… У тебя есть твой театр, и я понимаю, что ты не захочешь жить в Замке Роз. Я и не думала так. Скорее уж мне хотелось бы возвратиться в художественную школу в Париже, но сейчас это вряд ли возможно…

– В Стокгольме тоже есть художественные школы. Да и квартира эта понапрасну пустует.