— Ислам не запрещает неверным, женщинам из Европы, публичное раздевание… — Он еще ближе придвинулся к Войтеху. Одалиска из гарема с закрытым лицом и обнаженным телом танцевала перед их столиком, почти касаясь Войтеха смуглым, нежно округленным животом. Он ощущал ее аромат, видел матовый блеск кожи и темную тень треугольника внизу… — Может быть вашей, — еще тише сказал Захра. — Вы мой самый дорогой друг и самый высокий гость. После программы я представлю вам эту даму.
Лунный свет рассеялся в пространстве. Рефлектор среди пальм погас, и только на столиках тускло мерцали масляные плошки. Каждая из них казалась свечой, поставленной за упокой души, бесследно исчезнувшей в пустыне. Музыка была едва слышна, еще отчетливее стал звон браслетов на лодыжках и руках танцовщицы. Но и этот звон удалялся, пока не пропал совсем.
Тишина.
Женщина исчезла.
Никто не аплодировал. Холод оседал на обнаженные плечи дам.
Юсуф Захра поднялся и громко сказал:
— Да благословит аллах ваш сон!
Туристы начали медленно расходиться. Кто к своим павильонам, кто в ресторан у бассейна. Захра легко коснулся руки Винтера:
— Выпьете кофе? В полнолуние ночи стоят холодные.
— На рассвете я уезжаю, может быть, лучше…
— Совсем маленькую чашечку, чтобы согреться. Сайда варит отличный кофе.
Они молча прошли к главному павильону, и Захра тихо постучал в одну из дверей.
— Мой друг доктор Винтер, — представил он Войтеха, когда они вошли. — А это Сайда — моя величайшая драгоценность.
Он с любопытством огляделся. Уютно обставленная гостиная и женщина в строгом вечернем туалете. Арабские аксессуары исчезли.
— Я совсем закоченела на этом холоде, — сказала она непринужденно и протянула Винтеру руку.
— Как только месяц пойдет на убыль, потеплеет. Продержитесь еще несколько дней, очень прошу вас, — поклонился Захра и поцеловал ей руку. — На этой неделе ожидаем еще две группы туристов.
— Я могла бы танцевать в помещении. В столовой отеля обстановка вполне подходящая. Вы должны беречь мое здоровье.
— Только на воздухе, на природе ваш танец может действительно захватить зрителя. В помещении получится обычная коммерческая дешевка.
— В самом деле? Доктор, он хочет, чтобы я получила воспаление легких, — улыбнулась она и бросила на Винтера быстрый изучающий взгляд. — Вы действительно доктор? — спросила она и вновь обратила на него взгляд больших зеленых глаз.
Теперь, в эту минуту, он уловил особенность ее голоса. Она и Захра говорили меж собой по-немецки, но необычный, почти мужской тембр невозможно было скрыть. Господи, где же он слышал этот голос?
— Только естественных наук, мадам. Но я тоже считаю, что температура была, если принять во внимание ваш костюм, слишком низкой.
— Первый настоящий мужчина в вашем заведении, шеф, — сказала Сайда и легко взяла Винтера под руку. — Выпьете со мной коньяку, доктор? Мне надоело изображать из себя мусульманку.
— Я вас привел в райский сад — развлекайтесь здесь по своему усмотрению. А мне лучше удалиться, — сказал Захра покорно и поклонился.
— Шеф не пьет, шеф исповедует ислам, — сказала Сайда и наполнила коньяком два бокала. Это было сказано без иронии, просто констатация факта.
— Женщинам всегда недостает разума и религиозности, — сказал Захра, неопределенно пожав плечами. — Спокойной ночи, мсье. Жемчужина моего сада — ваша.
— Это изысканное выражение означает, что я продаюсь, — деловито сказала Сайда. — Впрочем, мне дозволено выбирать, так что если бы вы мне не понравились… — Она подняла фужер с коньяком.
Он посмотрел на часы:
— Сожалею, мадам, но на рассвете я уезжаю. Может быть, в будущем… — Он тоже поднял фужер и выпил. — Не смею вас более задерживать в столь поздний час.
Она тоже выпила темно-золотистую жидкость и отодвинула бокал:
— Вы приятный собеседник, доктор. Загляните как-нибудь, буду рада снова вас видеть.
Он отодвинул бокал. В голове вдруг возникла необычная тяжесть. Ни мыслей, ни чувств — только желание поскорее уснуть. Он склонился над ее рукой:
— Спокойной ночи, мадам. Вы были изумительны, вы действительно прекрасная женщина.
— Можете мне как-нибудь позвонить.
Ага, у них есть и телефон. Цивилизация расширяется. Кое- как он вышел из этой гостиной, сознавая, что, если бы еще минуту она говорила с ним этим низким глубоким голосом, он поддался бы искушению и забрался к ней в постель. И даже, слабовольный он человек, не вспомнил о Генрике. А может, это нормально? Неуверенным шагом направился он к бюро обслуживания. Он совсем забыл, где его номер. А ведь такой же голос был у той женщины на базарной площади, пришло вдруг ему в голову. Боукелика что — всезнающий?
Он пытался представить ее походку, но понял, что совсем пьян. Перед этим — Филогеново лекарство, потом бутылка коньяка на столике, и наконец — зелье милой госпожи Сайды. Бог знает, что это было. Может, это средство защиты от слишком назойливых гостей.
Он еще помнил, как чопорный портье из бюро обслуживания под руку вел его в номер, а потом сразу было утро.
Чудесное утро.
Девственное и свежее.