Тайное дитя

Эдвард сохраняет спокойный тон. Уравновешенность, несмотря на то что внутри зудит раздражение. Элинор незачем это видеть. Особенно сейчас. Она и так выглядит встревоженной. Он не вправе показывать ей свое недовольство. Это лишь добавит ей напряжения и беспокойства.

– Чистое безумие, – отвечает Элинор. – Она думает, что сумеет найти работу. И знаешь какую? Работу журналистки. Роуз намерена его содержать, пока он движется к славе художника и еще кого-то там. По ее словам, он из хорошей семьи. Возможно, даже богатой. Но он, видите ли, чертов социалист, а потому повернулся спиной к буржуазному достатку. Он считает жизненно необходимым переходить на плановую экономику, как в России. Капитализм умер и все такое. Материальные блага совсем ничего не значат. Достаточно любви. Она заявляет, что они будут счастливы при минимальном достатке.

Эдвард фыркает:

– Легко говорить, когда ей доступны все виды современного комфорта. Подозреваю, она думает так: если мы познакомимся с ее дружком, мы, как и она, подпадем под его очарование и я обеспечу их уютным pied-à-terre[4]. Пусть пересмотрит свои мечтания.

– Эдвард, не будь к ней слишком жесток! Боюсь, этим мы только вытолкнем ее из дому.

Эдвард застегивает последнюю запонку и снова фыркает:

– Вашим сестринским отношениям ничего не угрожает. Послушай, это же ее первый романтический всплеск. Первая любовь! Она ничего не знает. Верь мне, это долго не продлится.

Он тянется за черным галстуком-бабочкой, умалчивая о том, что они оба и так знают: он первая и единственная любовь Элинор. Ей незачем знать о его прошлых любовных романах, немногочисленных и несколько хаотичных.

Он завязывает галстук. Пожалуй, стоит завести себе камердинера. Не будет ли слишком обременительно? Такая идея уже посещала Эдварда, но Элинор скажет, что он прекрасно может одеваться сам. Это повлечет за собой дополнительные расходы. К тому же хорошего камердинера чертовски трудно найти. Нынче, когда у тебя нет ни статуса, ни титула, рассчитывать на достойную прислугу не приходится.

– Так что же нам делать?

– А вот что, – отвечает Эдвард, надевая пиджак. – Мы немедленно напишем этому месье Дево и потребуем прекратить всю эту чепуху. Элис уже относила почту или оставила до понедельника?

– Письма лежат на столе в холле. В понедельник она с утра их понесет.

– Прекрасно. Я без труда узнаю его адрес. Оставь это дело мне. Меньше всего ты должна волноваться о подобных вещах, особенно сейчас…

Он смотрит на пока еще плоский живот жены, едва отваживаясь верить в реальность беременности. Как могла Роуз обрушить свой груз на плечи сестры в такой момент, когда вся жизнь Элинор должна состоять из счастья и удовольствий?

– Я намерен недвусмысленно заявить ему, что они оба не получат от меня ни пенни. Очень сомневаюсь, что его семья обрадуется такой перспективе. Думаю, они ошеломлены не меньше нашего. Когда он узнает, что на денежки рассчитывать не приходится, это сразу охладит его страсть. Я уверен.

– А если не охладит? – тихим, нетвердым голосом спрашивает Элинор.

– Тогда мне думается, нам придется предложить ему некоторую сумму в качестве отступного.

– Но что, если Роуз говорит правду и ему в самом деле плевать на деньги?

Эдвард вздыхает. Опять «что, если».

– Уверен, что нет. – Он подходит к жене и, желая успокоить, кладет ей руку на плечо. – Поверь мне, Элинор, за деньги можно купить что угодно. Надо только знать цену.

Эдвард поднимает ее с кресла, заглядывает в глаза, отводит выбившуюся прядку со лба. Его снедает отчаянное желание оградить Элинор от всех жестокостей жизни. Она и так немало выстрадала. Но она сильна и умна. Судьба ее не сломала.

– Почти что угодно, – отвечает она на слова мужа.

– Ты права.

– Эдвард, я искренне надеюсь, что это не будет для тебя слишком разорительным. Мне так неловко за всю эту историю.

Элинор поднимает глаза на мужа. В них блестят слезы. Вид у нее совсем несчастный.

Эдвард берет ее лицо в ладони.

– Дорогая, ты ни в чем не виновата. Ты проявляла максимальную заботу о сестре. Все эти восемь лет ты заменяла Роуз и мать и отца. Пусть эта история тебя не тревожит. Я сам разберусь с Роуз и с этим Марселем. Обещаю. – Он гладит жену по щеке. – Сейчас тебе нужно целиком сосредоточиться на ребенке. Наши гости поди заждались. – Он целует ее в лоб. – Если мы в ближайшие минуты не спустимся, миссис Беллами начнет вздыхать об испорченном ужине. Мы же не хотим навлечь на себя гнев миссис Беллами, правда?

Эдвард и Элинор спускаются в гостиную. Роуз уже там и занимает гостей. Их соседи – Бартон и Лиззи Лейтон – приехали вместе со своими старшими дочерями Шарлоттой и Лилли. Хвала небесам, что две младшие остались дома под надзором гувернантки. Здесь же присутствуют именитые американские гости – Гарри Лафлин и его жена Пэнси. Эдвард пригласил двух одаренных студентов-психологов – Лесли Херншоу и Питера Рейнхарта. Херншоу и Рейнхарт успели познакомиться с девушками, и все пятеро уединились в углу гостиной. Завершают список гостей Мэри Стоупс и ее муж Хамфри, занятые поисками жилья в здешних местах.