Тайное имя — ЙХВХ

— Вопрос, оставленный без ответа, Де Ливорно, загноится. У царицы кожа, как небо над Иерусалимом в день девятый аба. Слушай же, Сарра! Натан Газати жаждет уверовать в меня, но не имеет на это сил. Он силен в Торе, но слаб телом и духом мелок. Когда он говорит обо мне, пена выступает на его устах, как в припадке падучей. Хорошо бы употребить его бешенство во благо, как поток Дан, вращающий мельничное колесо. Но он все делает назло себе. Все льет слезы по разрушенном Храме. Уверься он, что пророчество о Храме сбылось, тотчас оставил бы свою одноглазую жену. Но чем сватать его, не проще ли одному ее глазу сосватать другой? У Иехескеля их полные колеса, он поделится (Иез, 1,15 — 21).

Их встреча произошла в Газе, на пути Саббатая в Иерусалим. Натан был достаточно богат, чтобы не зависеть от тех, чья благотворительность зиждется на принципе «око за око»: за то, что я тебя угощаю, славословь меня, славословь, что мочи есть. Незадолго до сего — точнее, накануне — Натанов мир перевернулся с ног на голову. Натан копал все глубже и глубже, уходя с головою в священный текст, а между тем его работник («лукавый раб и ленивый») выкопал в поле глиняный сосуд (амфору), в котором хранился полуистлевший свиток.

И я, Авраам, после того как уединялся в течение целого года, предавался созерцанию великого крокодила, наполняющего собою реку Египетскую, и размышлял, когда наступит чудесный конец, и я услышал голос моего друга: и родится сын у Мордехая Цви в 5386 г., и назовут его Саббатай Цви, и он победит великого крокодила и лишит силы змею лютую. Он и есть истинный Мессия.

Так всегда бывает: один копает, копает — а выкопал другой. Хотя трудно представить себе, что Натан Газати сам «выкопал из земли часть древней рукописи, свидетельствовавшей о мессианстве Цви». Экзальтированный, изнуренный молитвой, охваченный видениями двадцатилетний каббалист — да-да, Натан был юн — с заступом в поле. «Он был бледен, худ, с суровыми чертами лица, с слезящимися глазами, лыс, кривобок и крайне невзрачен» — в таком порядке расположил ступени его внешней непрезентабельности на словесном портрете некий соотечественник Рембрандта.

А вот что пишет Грец: «Ближе к истине противоположное (т. е. противоположное утверждению, что Натан откопал рукопись самостоятельно). Саббатай же и подсунул Натану Газати фальшивый документ…» Не вижу разницы. Почему найти амфору у себя в огороде — это «противоположное»? Это и есть подсунуть — неважно, сам ли Натан копал, или было заплачено «лукавому рабу и ленивому».

Увидав на следующий день Саббатая — в царских одеждах, сходящим с верблюда по спинам слуг, — Натан возопил: «Маран ата! Господь наш пришел!» Он распростерся перед тем, кого отвергал еще вчера со всем упорством тщедушного человечка. Теперь стало ясно, что обломки Храма, о которые он ломал ногти, лишь служили оправданием его, Натанова, уродства.

На другом верблюде, тоже убранном коврами, восседала Сарра — «писаной красоты». Животное опускается на колени, и она сходит. Совершенно библейская сцена.

— Сарра…

Скособоченный юный мистик ощущает присутствие Шахины.

Кем станет он в эпоху Третьего храма? Газати чувствует, как спина его распрямляется, «а у тебя, жена моя одноглазая, Богом мне данная, вместо грязной повязки глаза голубиные под кудрями».

В штабе Саббатая Натан Газати был за Элияу-анави. Катался по земле, выкатив белые бельма. И пророчествовал, пророчествовал, пророчествовал. Людям уже мерещилась колесница, на которой Газати живым вознесется на небо.

Каждое слово воплощенного Элияу-анави (Ильи-пророка — за кого легковерные иудеи некогда приняли Иоанна Предтечу) было запротоколировано. Канцелярией Машиаха ведал некто Самуэль Примо — «Иерусалимец» (Ерушальми). Он был письмоводителем, хронистом, тайным госсекретарем. «Он один оставался трезвым и указывал безумным направление и цель… Кажется, он более сам пользовался Мессией, чем служил ему… Этот человек достиг высот в искусстве придавать ничтожным вещам официально серьезный характер и посредством цветов красноречия возводить это мессианское надувательство в степень мировою события» (Грец).

— В будущем году, — говорил Газати (а Ерушальми стенографировал и потом слал во все пределы), — Мессия покорит султана.

Предположительно не силой оружия, придя под стены Константинополя во главе несметного войска, а своим пением. И куда бы, в какую страну ни лежал путь Мессии, плененный им султан будет влачиться следом, лишь с виду «Повелитель Блистательной Порты, Сын Мухаммеда, Брат Луны и Солнца, Внук Аллаха, Неотступный Хранитель Гроба Господня, Надежда и Утешение Мусульман, Устрашитель и Великий Защитник Христиан». И проч. и проч.