Тайное имя — ЙХВХ

— Амнон слушать не захотел Тамару. Преодолел ее, изнасиловал ее и полежал с нею. Она сделалась ему противна. Отвращение было сильней любви, какую имел к ней. Мог — убил бы, а тело отдал бы амаликитянам, которые любить умеют только мертвых. «Встань и иди» — «талита куми», — сказал он волшебное слово. Но оно не подействовало. «Нет, не прогоняй меня. Прогнать меня это зло еще хуже того, что ты сделал со мною». Тогда он позвал парня: «Прогони эту от меня вон и запри дверь за нею». Что ей оставалось? На ней была разноцветная одежда, такие верхние одежды носили царские дочери на выданье. И вывел ее слуга, и закрыл за ней дверь. Посыпала Тамар, Божье Деревце, голову пеплом, разорвала цветную одежду, шла и вопила, схватившись за голову. Повстречал ее другой царевич, Авшалом. «Не Амнон ли, брат твой, был с тобою? Но теперь молчи, не сокрушайся сердцем об этом деле». Она прожила у Авшалома два года. Авшалом так и не насытил свое сердце ненавистью к Амнону. Но молчал, не говорил с ним ни худого, ни хорошего. Праздник сбора винограда бывает раз в году, а праздник стрижки овец раз в два года. В Баал-Азуре, где у него были пастбища, Авшалом устраивал большое гулянье. Пришел к отцу своему: «Вот ныне стрижение овец у раба твоего, пусть пойдет царь и слуги его с рабом твоим». — «Нет, — сказал Давид, — все мы не пойдем, чтобы не быть тебе в тягость». — «Ну, пожалуйста…» — и сильно упрашивал его Авшалом, но тот не захотел. «Тогда, по крайней мере, пусть пойдет с нами Амнон». — «Зачем ему идти с тобою?» Но Авшалом упросил отпустить с ним Амнона и всех царских сыновей. Стригалям же приказал: «Смотрите, как только развеселится сердце Амнона от вина, я скажу: „Поразите Амнона“. Тогда убейте его, не бойтесь, это мой приказ». И стригали Авшалома поступили, как он им приказал, а царские сыновья вскочили каждый на своего мула и убежали. Они еще были в пути, когда до царя дошел слух, что Авшалом умертвил всех царских сыновей, не осталось ни одного из них. Все этому поверили. Царь разодрал одежды и повергся на землю, а с ним слуги, предстоявшие ему. Тут откуда ни возьмись Иехонадав, подкожный тип. «Пусть не думает господин мой царь, что всех отроков царских умертвил Авшалом, только Амнон один убит, за то, что обесчестил свою сестру. Повторяю, пусть господин мой не тревожится мыслию, что все умерли, — только Амнон». Отрок, стоявший на страже, тоже — поднял глаза свои и увидел: много народу идет по скату горы. «Это царские сыновья! — воскликнул Иехонадав, подкожный тип. — Как говорил раб твой, так и есть». — «Слава тебе, Господи! — вырвалось у царя. — Слава! Тебе! Господи!» И утешился Давид о смерти Амнона.

Тысяча воздушных поцелуев против одной фиги с маслом

— Авшалом, зачем ты мне все это рассказывал, чтобы сделать мне больно? Чтобы сделать больно себе?

— А зачем ты рассказала мне об Алексе, чтобы сделать мне больно? Чтобы сделать больно себе? — его правая рука все так же со спины обнимала ее грудь, губы все так же касались ее затылка.

— Я не боюсь боли, Авшалом. Я лечу на нее, как мотылек на огонь. Я так люблю огонь, что я… — она замолчала.

— Что?

— Ничего. Йу-ху, братец Цви!

Сарра учила Ривку, что невежливо приходить на свидание в блузке с пуговками назади. Ривка — полная противоположность сестре. Эпителий ее десен был неведом Авшаломову языку. («Ой, ой, Ривочка, дай твой ротик, девочка!» — этот шлягер ведь тоже долгое время лежал в столе[79].) Будущий шлягер «Тысяча поцелуев» («Элеф нешикот») — несбыточное пожелание, коли обращено к Ривке. С Саррой Авшалом брал все препятствия. А Ривка боялась: что как покушает Авшалом пирожков из ее рук — один или два — да и скажет волшебное слово: «Вставай, девочка, и уходи» («талита куми»)? Не оценит ее кулинарных талантов. Это Сарра слыла владычицей мужскою по кулинарной части, не ведая другого способа владычествовать. Ривка — небесное созданье. Примечательная черта небесных созданий — безудержная мнительность. Они не полагаются на свои чары, разве только укрывшись за крепостною стеной целомудрия.

Ривка кидается к Сарре: не лежит ли у нее под подушкой письмо, написанное теми же буквами-локонами?

— Алекс говорит: «Чек на предъявителя». А он знает, что говорит. Мужчина.

Сарра, не говоря ни слова, забрала письмо, обещав вернуть не поздней завтрашнего дня. А Ривке уже видится: перед Авшаломом два письма, одно написанное ей, другое Сарре. И Авшалом должен выбрать одно из двух — одну сестру из двух.

Но Авшалом не возносил любовных молитв Сарре: она рыжая, а не как «Ривочка, дай ротик, девочка». — «А вот и не дам».

Голоса в пользу Сарры: «Нет! Наоборот! Это Ривка рыжая, у Сарры локоны смуглые». Как будто они видели.

(А мы — видели. Как видели ту, другую Сарру, предающуюся кровосмесительному блуду на сыром тюфяке амстердамского борделя. А еще видели… да мало ли что мы видели, чего не видел никто.)

Сарра показала Авшалому письмо, которое станет для потомков камертоном «сионской любви» — той, что сильнее смерти.