Тайное имя — ЙХВХ

Сколько же можно тешить себя словом «задержка»? Ждать и надеяться, что «Монеган» появится со дня на день? И то хлеб, что голубь долетел, — в чем у НИЛИ не было ни малейших сомнений, раз вторжения в Египет не последовало[134]. Вот такая причинно-следственная зависимость. Ничего удивительного. Признательны же мы Голубю — сиречь Духу Святому — за то, что вода сошла. Или, на худой конец, пьянице Ною, которому море по колено.

Лишанский вызвался идти. У Сарры отлегло от сердца. В ушах голос Товы: «Лишанский пусть идет, Ёсик. Его пуля не берет».

— Меня бедуины за два дня доведут, — и подмигнул: — А по пути танец Анитры исполним.

И вдруг Авшалом увязался за ним.

— Нет, мы пойдем вместе.

Сарра отчаянно пыталась отговорить его:

— Вы вдвоем уйдете, а я одна останусь, да?

— Возьми себе в помощники Московичи. Вы издевались все над ним, а он парень очень ценный.

— Авшалом, пойми, мне не разорваться между Атлитом и Зихрон-Яковом.

Нет, хоть ты тресни. Он побежал следом за Ёсиком. Страшная догадка: а если не за Ёсиком? А если от нее убегал…

— Нет! Нет! Нет! — Сарра уронила голову на стол, за которым сидела, и принялась стучать кулаками. — Не-ет!

Но, пробуксовывая, ее «нет» только сильней увязало в его «да».

— Это ты пойми, что без меня он не договорится с англичанами, только все испортит. Это еще хуже, чем Алекса было бы послать.

Долгие проводы — лишние доводы. Сборы как таковые заняли несколько часов, но перед этим два дня с утра до вечера шла «закупорка» агростанции — Аронова детища. Сарра останется в Атлите — «ждать и надеяться», глядя на море. Местоположение делало Атлит естественной базой НИЛИ. Отсюда могла проводиться эвакуация под покровом ночи. Но здесь могла происходить и высадка десанта. Судя по обстановке.

^{Атлит. Руины Шато де Пелерин. Сейчас закрытая зона, пункт базирования морских коммандос}

Нынешняя обстановка вынудила Сарру дать простор боковому зрению своих информаторов в отношении друг друга. Она оставалась одна: без Арона, теперь без Авшалома, без Лишанского. Перед тем как они отправятся, она пренебрегла конспирацией устроила встречу подпольщиков, прежде только догадывавшихся друг о друге. Легко себе представить групповое фото: «Участники еврейского подполья, действовавшего на территории Палестины в 1916–1917 гг. Слева направо стоят: Нааман Мшсковичи, Иосеф (Ёсик) Лишанский, Эйтан Белкинд, Насер Анем. Сидят: Рафаэль (Рафи) Абулафия, Това Гильберг, Сарра Аронсон, Авшалом Файнберг, Реувен Шварц. Художник-светописец О. Налбандян». Это тогда Сарра сказала Белкинду — кузену Авшалома, с которым встретилась лишь однажды, в январе семнадцатого года: «Твой рассказ произвел большое впечатление в Каире» (о зверствах и убийствах в Дайр-эз-Зауре).

^{Авшалом и Сарра}

Но если групповая фотография не более чем плод нашей разыгравшейся фантазии, то фото Авшалома с Саррой, на прощание сделанное Товой, сохранило память об этом дне. Головки, идиллически склоненные по канону тогдашних фотопортретов, не скроют давно уже привычных будней этой пары. Авшалом перед объективом в романтической готовности к щелчку затвора, укрощенной Сарре не до «красот любви». На ней тонкая блузка в полоску, с открытой шеей — она-то остается дома, тогда как Авшалом уже одной ногой… в пути. На нем теплый свитер под самое горло, толстый твидовый жилет и такой же пиджак — или это пальто? «Никогда еще в своей жизни Авшалом так не мерз, как в середине октября в Африке». А тут январь. Сейчас они простятся. («Нет! Нет! Нет! — бьется она головой о стол, за которым они сидят. — Не-ет!»)

До Газы добирались порознь, чтобы не удваивать к себе интерес. Учтем, что на физиономии Лишанского написано: «Покажи мне такую обитель, где у меня не будет проблем с полицией», — и неистребимая усмешка под белокурыми усишками. Что стояло за этим? А вот сам читатель пусть и скажет, «что стояло за этим», если на пуримском карнавале уместнее всего было бы нарядить Лишанского Змием, о котором известно: он хотел овладеть Евой из ревности к той миссии, что была возложена на Адама, — подчинить себе диких зверей. Потому он искусил женщину зрелищем плодов, отравленных желанием: «и, вкусив от древа сего, она почувствовала, что сейчас умрет». От чего, Талмуд не уточняет — вероятно, от желания, которое поспешила разделить с супругом, дав ему тоже надкусить отравленное яблоко. «Лучше пусть он умрет вместе со мною, чем будет принадлежать другой», — говорит она себе. Овладеть Евой, чтобы из одной с нею постели повелевать животным царством — а другого нам и не надобно, — вот она, подноготная драмы в райских кустах.

^{Лишанский с семьей}