Тайное имя — ЙХВХ

Те, кто стоял социалистическому ишуву костью в горле — зихрон-яковские, — ведают распределением пожертвований среди оголодавшего ишува — а как мы знаем на примере Саббатая Цви, для евреев нет роли более почетной, чем распределять халуку. Собственно, так далеко за примером даже не надо ходить: в американо-палестинском благотворительном предприятии не прочь было поучаствовать Общество по приему палестинских беженцев, опекавшее таких горемык, как Эсфирь Слепян (Ира Ян). В Александрии русских подданных, выдворенных из Эрец Исраэль, насчитывалось больше тысячи. У Арона состоялся разговор с двумя русскими мосье и с одной русской мадам. Это происходило в их конторе, говорили на смеси французского и идиш. Мосье, представившийся Борисом Блантом, сказал:

— Помощь братьям важнейшая из мицвот[139] («Фрэр о лэд ист вихтыгстэ фун мицвэс»). Но если вы желаете, чтобы Общество своим участием сделало эту акцию легальной в глазах военной администрации, нам нужно согласовать имена лиц, к которым пожертвования будут поступать для последующего их распределения, — это раз. Нам неясен характер пожертвований, собранных нашими американскими братьями, будут ли они в виде драгоценных металлов, будут ли они в виде банкнот, или они будут в виде продовольственных грузов, — это два. И мы хотим знать, каким способом пожертвования будут доставляться в Палестину, — это три.

Арон тут же узнал эту касту прихлебателей — что при котлах Фараона, что при супницах Барона, что при котелках «Поалей Цион»[140], соотношение страха и корысти у них одинаковое во все века, под всеми знаменами.

— Пожертвования в виде золотых монет. Учет всех поступлений ведется здесь, в Александрии, в присутствии представителей Общества. Но способ доставки в Эрец Исраэль разглашен быть не может из соображений безопасности.

— Эпцехэн амайсэ! — вскричала русская мадам. — Ты же понимаешь, Берчик. Он хочет, прикрываясь нами, заниматься контрабандой.

— Гита, не лезь в бутылку, послушаем мосье. Мы полагали, что помощь, о которой вы говорите, будет поступать легальным путем, через третьи страны, в наше палестинское отделение.

— К сожалению, легальных путей нет. Что для вас важней: быть в мире с заповедью или с Оттоманским уложением? К тому же единственный закон, который турецкие чиновники признают, это взятка.

Он тщетно пытался вдеть ниточку здравого смысла в игольное ушко их зрачков, но они избегали встречаться с ним глазами. Это всегдашняя манера жучков-вредителей: никогда не смотреть в глаза.

— Общество бесповоротно себя скомпрометирует, позволив своим именем прикрывать сомнительные дела.

— Лучше скажи махинации, Берчик, — вмешался в разговор мосье, до сих пор молчавший. — Люблю, когда из меня делают идиота. Англичане первые обвинят нас в попытке снабжать турок американским золотом.

Арон молча встал, взял шляпу и вышел.

А вскоре О’Рейли сказал ему, что в Каире не считают возможным кормить население Оттоманской империи при посредничестве Royal Navy. Британский военный корабль из благотворительности переправляет деньги на вражескую территорию — это абсурд, это допустимо только для оплаты агентов из числа natives.

— Мы ни при каких условиях не согласны быть на положении платных агентов, — категорически возразил Арон. — Мы не какие-то шпионы. Наша цена — Сион. А не то что «Вам заплатили? До свидания».

Доказывая, что золото, собранное для нужд ишува, не может считаться поддержкой Порты, скорей наоборот, Арон дошел до генерала Алленби, который по своей привычке, неоднократно отмечавшейся его биографами, крутил на пальце ключ от портфеля, и так на протяжении всей аудиенции. В один прекрасный день он его потеряет.

— Жители еврейского анклава, — сказал Алленби, — наперебой заверяют Высокую Порту в своей преданности. Почему я должен им не верить, если паши им верят? Тем более что они заклятые враги России, а некоторые еще и подданные кайзера.

— Клянусь вам, сэр, клянусь Богом, клянусь своей душою, все эти люди мечтают втайне об одном: после сотен лет османского владычества увидеть Иерусалим свободным. Когда вы вступите в Иерусалим, они встретят вас, как Мессию.

Британский главнокомандующий сдался.

Пусть теперь попробует Меир Дизенгоф сказать про нас: «Эти англоманы принимают свои фантазии за чистую монету». Как раз наши-то фантазии и обернулись монетой высшей пробы. «Затурканный Меир» (Дизенгоф) еще далеко не худшее, что у нас есть. Маня Шохат, вот кто фурия с богатым революционным прошлым. В Палестине, которую предпочла Сибири, она занимается разведением шомеров, спит в пенсне и могла бы, перестреляла из нагана всех буржуев — как тот бедуин, застреливший Авшалома.

О гибели его Арон строго-настрого запретил говорить. О потерях стороны всегда умалчивают ради поддержания стойкости в своих рядах — если только не резон раздуть пламя мести. А тут кому мстить, спрашивается? Ветру в поле? Буре в пустыне?