Они бегут. Едва ноги касаются травы под окном, Джулия срывается с места и чувствует позади восторг остальных. Они несутся по просторному газону, словно дикие птицы, взмывающие в небо. Впереди светится желтыми окнами домик привратника, но они в полной безопасности: ночной сторож не отрывается от лэптопа вплоть до обхода территории в полночь, а потом в два часа, и в любом случае они невидимы, неслышимы, они не отбрасывают теней; они могут подобраться к нему вплотную, могут прижаться к стеклу и пропеть его имя, он и глазом не моргнет. Они уже проделывали этот номер прежде, когда хотели разузнать, чем он там занят. Он играет в интернет-покер.
Сворачивают направо, белый гравий летит из-под ног, и вот они под покровом деревьев, все быстрее и быстрее, по аллеям, в груди жжет, ребра распирает, Джулия мчится так, словно хочет, чтобы они разогнались, оторвались от земли и взлетели туда, к диску луны. И когда падает на поляне, бешеная гонка уже вынесла всю муть из ее головы.
Они хохочут остатками дыхания.
– Господи, – хрипит Холли, согнувшись пополам и прижимая руку к боку, – что
– А ты представь, что сестра Корнелиус бежит за тобой, – говорит Джулия. Луна почти полная, следующей ночью нальется светом последний размытый краешек, и Джулия чувствует, что запросто могла бы с места перепрыгнуть заросли вокруг поляны, да еще медленно перебирая ногами в воздухе, и приземлиться на пальцы, легко, как пушинка одуванчика. Она даже не запыхалась. – “
Слова вызывают почти истерику.
– “Библия гласит, что Господь наш Иисус
Холли грозит пальцем:
– “…и кто вы такие, чтобы думать или полагать, что вы лучше Господа нашего? А?”
– “Вот ты, Холли Мэкки…”
– “…что это за имя вообще, нет такой святой по имени Холли, поэтому отныне мы будем звать тебя Бернадеттой…”
– “…ты, Бернадетта Мэкки, прекрати бегать сей же миг…”
– “…сию секунду, сию минуту…”
– “…и поведай мне, что Господь наш подумает о тебе. Итак?”
Джулия вдруг понимает, что Селена не резвится вместе со всеми. Она сидит, обхватив руками колени, и лицо ее обращено к небу. Лунный свет омывает ее, пронизывая насквозь, и не разобрать, это призрак или святая. Кажется, что она молится. Может, и вправду.
Холли тоже замечает Селену, смех стихает. Она тихонько зовет:
– Лени.
Бекка приподнимается на локте.
Селена, не шевелясь:
– Ммм.
– Что случилось?
Джулия целит в голову Селены, как камнем:
Селена поворачивается к ним. На миг ее глаза, спокойные и усталые, встречаются с глазами Джулии. Потом она переспрашивает Холли:
– Что?
– Что-то случилось. Так ведь?
Селена безмятежно смотрит на Холли, словно ждет продолжения вопроса, но та не намерена отступать. Ногти Джулии вонзаются в землю.
– У тебя голова, что ли, болит? – выдавливает она.
Усталый взгляд перемещается на нее.
– Ага, – медленно произносит Селена. – Бекс, не причешешь меня?
Селена обожает, когда возятся с ее волосами. Бекка подсаживается к ней сзади, не спеша снимает резинку, и волосы рассыпаются по спине почти до земли, поблескивая тысячами оттенков белого золота. Бекка встряхивает их, как драгоценную ткань. Потом принимается расчесывать пальцами в мерном уверенном ритме. Селена вздыхает. И оставляет вопрос Холли без ответа.
Пальцы Джулии сжимаются вокруг маленького овального камешка, который она выцарапала ногтями из грунта. Она стирает с него влажную грязь. Тепло, в воздухе порхают крошечные мотыльки; а еще запахи – миллионы гиацинтов, глубоководный аромат кипарисов, земля на пальцах и прохладный камень в ладони. Сейчас у них обоняние диких оленей. Попытайся кто-нибудь подкрасться – и они учуют его за сто шагов.
Холли улеглась на спину, согнула ноги и, положив колено на колено, покачивает стопой.
– И давно ты страдаешь от головной боли?
–
Бекка, вытаращив глаза, наблюдает за ними из-за плеча Селены, как ребенок, следящий за перепалкой родителей.
– Нет уж, извини. Она уже несколько дней сама не своя, и если проблема в головной боли, то давно уже пора обратиться к врачу.
– Уже
Бекка торопливо восклицает:
– Я боюсь экзаменов!
Девочки умолкают и оборачиваются к ней.
– Балда, так и должно быть, – утешает Холли.
Ответ Бекку не устраивает.
– Это понятно. Но я реально боюсь, по-настоящему. Прямо в ужасе.