Тайное место

– У Элисон телефон, которым пользовалась Джоанна для чего-то, что они там с Крисом могли делать по телефону, даже думать об этом не хочу. Ясное дело, она удалила все сообщения после смерти Криса, но разве вы не можете решить эту проблему? Восстановить их как-нибудь?

– Конечно, – сказала Конвей. – Запросто. Как в сериале “C.S.I. Место преступления”. А уроки по гражданской ответственности больше ни о чем не напомнили? Может, еще чем хочешь поделиться?

Джулия задумчиво прижала пальчик к подбородку:

– Знаете, откровенно говоря, ничего не могу припомнить.

– Ага, – кивнула Конвей. – Я поняла. Ну, дай знать, если что. – И распахнула дверь.

Джулия потянулась, соскользнула с кровати.

– Увидимся, – улыбнулась она мне и помахала на прощанье.

Мы смотрели, как Джулия идет по коридору к общей гостиной. Она не обернулась, но, судя по походке, чувствовала наши взгляды. И даже спина ее смеялась над нами.

– Джоанна. – Имя, произнесенное Конвей, рухнуло в тишину, разорвав пространство комнаты. Комната выплюнула его и вновь плотно сомкнулась.

– У нее были средства, возможность и мотив, – согласился я. – Может быть.

– Да, может. Если все сходится. Если Крис бросил Джоанну, это объясняет, почему она так взбесилась из-за его интрижки с Селеной.

– Особенно если он бросил ее ради Селены.

– Это заодно объяснило бы, почему компания Джоанны ненавидит Джулию с подружками.

– Они нас используют, – констатировал я. – Обе группы.

– Точно. Чтобы нагадить друг другу, – Конвей сунула ладони в задние карманы брюк, глядя на то место, где только что сидела Джулия. – Мне не нравится быть игрушкой в руках богатеньких деток.

– Пока они готовы выдать нам то, что мы ищем, – пожал я плечами, – я запросто готов поменяться на то, что нужно им.

– Я бы тоже не возражала. Будь уверена, что мы точно понимаем, чего именно они хотят. И зачем они этого хотят. – Конвей выпрямилась, вынула руки из карманов. – Где телефон Элисон?

– На кровати.

– Я выясню у Элисон, откуда он у нее. А ты пока обыщи здесь все.

От одной только мысли мурашки по коже: остаться тут в одиночестве, а вокруг девочки-подростки и трусики с надписью: МОЖЕТ БЫТЬ. Но Конвей была права: нельзя допустить, чтобы кто-то избавился от телефона Элисон, и уходить из комнаты, не обыскав ее, тоже нельзя.

– Увидимся, – вздохнул я.

– Если вдруг одна из них заявится сюда, пулей мчись в общую гостиную. Там ты будешь в безопасности.

Она не шутила. И здесь тоже была права, но даже общая гостиная не казалась мне таким уж безопасным местом.

Дверь захлопнулась. На миг я почувствовал себя так, словно напарник бросил меня в яме с дерьмом. Напомнил себе на всякий случай: Конвей мне не напарник.

Я снова натянул перчатки и принялся за дело. Телефон Селены валялся на кровати, выпав из кармана блейзера. Телефон Джулии – на тумбочке. Ребеккин – тоже на кровати. Телефона Холли нет.

Я начал с тумбочек. Что-то такое было в разговоре с Джулией. За что-то же я зацепился, и оно засело в голове, только никак не выудить оттуда. Что-то она сказала, мы пропустили, а нужно было держать мертвой хваткой.

Джулия помахала у нас перед носом информацией, как сочной морковкой, поманила, отвлекая, лишь бы мы не допрашивали Селену. Интересно, как далеко она готова была зайти, чтобы защитить Селену или то, что той известно?

Никаких других телефонов в тумбочках. Книги в этой комнате были, а также айподы, расчески и прочая девчачья ерунда, но ничего старинного и никаких страниц с вырезанными словами. Джулия предпочитала детективы, Холли читала “Голодные игры”, Селена добралась до середины “Алисы в Стране чудес”, Ребекка любила греческую мифологию.

И вообще все древнее. Я не знал стихотворения, что висело над ее кроватью, – я вообще, к сожалению, не так здорово разбираюсь в поэзии, как хотел бы, ну, правда, прочел в детстве, что там было в библиотеке, и теперь читаю, если попадется что, – но это стихотворение было, кажется, старинное, шекспировских времен.

Старая дружба

Так воспоем светил предначертанье,
Что даровало счастье тишины
Сердцам, ликующим в блаженном единенье,
Не ведающим ужасов войны.

К чему нам тешить страх? Любовь возвысит

Над суетностью мира торопливой.
И налетевший мрачный вихрь несчастий
Бессилен перед дружбой нерушимой.

Магическою силой мы сокрыты

От происков коварных лиходеев.
Хотя Отец всех зол протянет руки к нам,
Но дружбы он коснуться не посмеет.

Кэтрин Филипс

Детский каллиграфический почерк, ветвистые деревья и олень, вплетенные в буквицы; подростку необходимо всему миру поведать о своей любви, написать о ней на всех стенах. Казалось бы, на меня, взрослого человека, не должно произвести впечатления.