ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)

 Но и метеорологией бабушка отнюдь не гнушалась, - напротив, гордилась успехами сына, а кроме того, ее самолюбие тешило то, что когда-то, во времена юности, за ней ухаживал Владимир Оболенский, выдающийся метеоролог, светило в этой области (тогда он только начинал), приглашал на свидания, дарил ей роскошные розы, угощал шоколадом и даже пытался  отбить у ее будущего мужа. Этому факту наш отец придавал особое значение, поскольку Оболенский стал со временем его кумиром, высшим авторитетом, властителем дум, и он выпрашивал у бабушки его фотографию, висевшую на стене ее комнаты, среди снимков знаменитых артистов, музыкантов и оперных певцов. Но бабушка наотрез отказывалась расстаться с фотографией, затыкала пальцами уши, не хотела даже слушать. «Вот у меня и смотри, раз она тебе так дорога», - говорила она отцу в ответ на все его просьбы, слезные мольбы и домогательства…

 У нас в доме постоянно гостили родственники всех возрастов, привозившие с собой какие-то полосатые узлы, тюки, чемоданы, через которые приходилось перешагивать, обходить их или протискиваться меж ними, поскольку они загромождали всю квартиру. Мать и бабушка пили с ними нескончаемые чаи, вели бесконечные разговоры, выслушивали, сочувствовали, сопереживали, утешали, давали рекомендации и советы, после чего они забывали о своих несчастьях и вспоминали о радостях. У нас вечно слышался смех, разносившийся по анфиладе комнат (двери никогда не закрывались), и тот, кто не смеялся сам, неизменно восклицал: «Господи, ну сколько можно! Опять заливаются!»  А другой на это отвечал: «Ничего, пускай посмеются».

Мы часто приглашали гостей и шумно отмечали все праздники, и Новый год, и Рождество, и майские, и ноябрьские, и особенно самый любимый и долгожданный праздник - День метеоролога, приходившийся на день рождения отца. К нему долго готовились, перешептывались по углам, решая, что ему подарить. Носились по магазинам, выискивали, высматривали, просили показать, придирчиво разглядывали и изучали (у нас в семье все изучали, даже этикетки на спичечных коробках), удовлетворенно кивали головой, обращаясь к продавцу: «Да, пожалуйста, вот это. Выпишите чек». Купленные подарки непременно прятали в кладовку, за шкаф, под диван, изнывая от нетерпения: когда же?.. когда же можно будет их оттуда извлечь, развернуть и преподнести?..

Наконец праздник наступал, и справляли его с особой торжественностью, которая легко оборачивалась дурашливостью, шутовством и баловством. Отец, обычно встававший рано, в этот день мог позволить себе поспать подольше, хотя вряд ли это доставляло ему особое удовольствие, но так полагалось, и он подчинялся этому незыблемому правилу или, во всяком случае, делал вид, что подчиняется. Пробуждения отца мы дожидались за дверью, чутко прислушиваясь и докладывая друг другу: «Нет еще… нет… нет…» Иногда к нам присоединялась мать, прикладывала ухо к двери, приоткрывала ее, заглядывала и сообщала нам доверительным шепотом: «Скоро». Лишь только просыпался отец или, вернее, пролежав с закрытыми глазами положенный срок, наконец открывал их, ему вручали подарки, извлеченные из тайников. Он, счастливый, благодарил и всех целовал.

Мать (она родилась и выросла на Кавказе) пекла осетинские пироги с мясом, картошкой и грибами, свекольным листом. Затем раздвигали обеденный стол, стелили вязаную скатерть, приносили от соседей дополнительные стулья и табуретки. Из нижней части буфета с незастекленными дверцами доставали праздничный сервиз на двенадцать персон, хотя для одной персоны не хватало тарелки, поскольку ее разбили, и приходилось заменить ее обычной тарелочкой с голубой каймой. Ставили на стол закуски: салат с крабами, кубиками мелко нарезанной колбасы, зеленым горошком, картошкой, морковью, заправленными майонезом (картошка, морковь в расчет не принимались, и называли его именно салатом с крабами как особым деликатесом). Открывали банку со шпротами в масле. Доставали из холодильника (холодильник был марки «ЗИЛ») заранее разделанную селедку с кольцами лука и сациви, тоже приготовленные матерью. Из опасения, что не хватит хлеба, меня посылали в булочную. Возвращался я вместе с первой партией гостей – теми, кто всегда приходил вовремя и даже чуть раньше. Вскоре звонили в дверь и остальные гости – те, кто всегда опаздывал.