Тайное общество

Ноябрьским утром 1645 года дорога из Парижа в Сан-Дени была необычно многолюдной. Еще бы! Пропустить такое событие, которое случается так редко, что если один раз пропустишь, то не увидишь больше никогда, не желал никто из окрестных деревень Парижа. Да и обыватели самого Парижа заполонили все улицы и дороги, не в силах пропустить королевское шествие. Даже на крышах домов собралось по двенадцать рядов любопытных зрителей.

Блестящий и странный кортеж. Молодой король, королева-регентша, весь двор, полк гвардии, отряд швейцарцев, мушкетёры, легкая кавалерия, вся королевская рать, представители разных профессий: ткачи, лавочники и дрогисты, под предводительством герцога Мон-Базона, губернатора Ильде Франса и Парижа выехали из столицы Франции и направились на восток. Все взоры зевак, были обращены на чужеземных всадников в ярких длинных плащах с бритыми головами и длинными усами, едущих на конях, покрытых золотыми попонами, усеянными ценными камнями.

Под пушечную пальбу толпа выкрикивала: «Да здравствует Королева! В Счастливый путь!».

– Кто это едет? Кого, сопровождают радостные возгласы всего Парижа? – спрашивали те, кто случайно оказался в толпе зевак.

– Знаменитую и всемогущую Марию Де Гонзаг, герцогиню Неверскую, принцессу Мантуанскую, обвенчанную с королем польским Владиславом IV.

В этом же кортеже ехала и маленькая, четырехлетняя фрейлина королевы, урождённая как Мария Казимира Луиза Де Ла Гранж д’Аркьен. Её родители остались в Париже. Отец, Анри Де Ла Гранж д’Аркиен, гвардейский капитан в королевской армии, и мать Франсуаза Де Ла Шатр, обремененная многочисленным семейством, были потомками обедневших дворян, некогда владевших замком Борд – жемчужиной всего Нивернэ. В данное время этим замком владел какой-то дальний родственник семьи, а семья д’Аркиен незаметно прозябала в Париже, не зная, куда девать своих дочерей. Во дворце шептались, что девочка была внебрачной дочкой королевы и фаворита Конде. Но это были, всего лишь, слухи. Такие же, как слухи о том, что ее сестре Луизе, была уготована участь монахини, одного из многочисленных монастырей Франции.

Глава II

В течении всей своей жизни, человек совершает множество ошибок, и некоторые из них кажутся человеку настолько досадными, непоправимыми или чудовищными, что он потом терзает себя до конца своих дней. Кто-то непрерывно изводит и казнит себя не в силах простить, а кое-кто, лишь, время от времени вспоминают те или иные свои ошибки. Но хуже всего, когда человек совершит действительно чудовищную ошибку, сотворит что-нибудь ужасное и не замечает этого. А потом живет себе, поживает, как ни в чем не бывало. Но и этому можно найти оправдание. В сущности, каждый человек, так или иначе, сам определяет и устанавливает «порог», по достижении которого он будет чувствовать себя счастливым или несчастным. Попрошу не путать с болевым порогом. В прочем и этот «порог» у каждого разный. Многие, наверное, видели такую картину, как дети с ревом и горькими слезами на глазах демонстрируют свое несчастье, когда родители отказываются купить им ту или иную игрушку. А кто-нибудь задумывался над тем, почему другой ребенок, глядя на туже самую игрушку, отнесется к ней равнодушно, или также начнет всхлипывать за компанию, а то и требовать себе такую же. Во взрослом мире, у больших людей, происходит то же самое. Не так явно и очевидно, но все же как-то так. Как бы там ни было, но не в этом суть повествования.

Определенно, люди совершают ошибки и неважно то, что некоторые из них по-настоящему чудовищные, а иные и вовсе за ошибки нельзя принимать. Ведь принято считать, что былого уже не вернешь и то, что уже случилось изменить нельзя. Или можно? Можно, нельзя, можно.

Примерно так я и рассуждал, лежа на больничной кровати в палате реанимации.

Был второй час ночи, наверное. Через окно с улицы доносились редкие, раскатистые отзвуки проезжающих автомобилей. Палата освещалась дежурным светом – тусклой лампой накаливания, свисающей с белого потолка. Этакая лампочка «Ильича» Ватт на сорок. На соседней койке справа какой-то мужик безмятежно посапывал во сне. Откуда-то дальше из полумрака доносилось чье-то еле слышное бормотание. А с лева никого не было, и вообще палата была на половину пустой.

– Инфаркт в сорок пять лет?! Да, Игорь Николаевич, такое бывает, – сказал врач в приемном покое, когда оформляли моё поступление в больницу, – но это еще не диагноз. Меня зовут Андрей Сергеевич, фамилия-Котлярчук, если что. Слушайте, что я вам сейчас скажу! Нужно делать коронарографию и тогда будет всё ясно – инфаркт это у вас или нет. Вы согласны?

– А разве у меня есть варианты или какой-то выбор? – спросил я больше для того, чтобы продолжить разговор, чем получить ответ. Было и так ясно – инфаркт, реанимация, операция, больничный лист, реабилитация.