Чудесным образом я попал в первую половину 80-х годов. Перестройка еще не началась, и люди жили спокойной, размеренной Советской жизнью. Какими же знаниями я обладал в начале 80-х годов, будучи семилетним ребенком?! Что было заложено в мое самосознание?! Да только то, что я жил в самой благополучной стране планеты, папа и мама работали на благо нашего Советского государства, а негры, живущие в это время в США, страдали от голода и стояли в очередях трудовой биржи. Дедушка Ленин был великим вождем и защитником всего трудового народа.
Должен сообщить, что я родился в маленьком городке западной Украины, которая в Советское время была одним из благодатных мест из всех в СССР, не считая конечно Москвы. Лучше, наверное, было только в Прибалтике. Но это вопрос спорный и может обсуждаться до бесконечности. А своему появлению на западе Украины я обязан родителям моей матери, то есть бабушке и дедушке, которые сразу после Великой отечественной войны, гостили в этом городе у родственников. Дедушка только-только демобилизовался из красной армии. А сестра бабушки была замужем за военным, и имела возможность пригласить их к себе. Кто-то мне рассказывал, что в послевоенной западной Украине даже продуктовых карточек не было. Советская власть, с целью своего становления и в ущерб другим республикам Союза, по максимуму обеспечивала местное население продовольствием. Поэтому за бессмысленное и заведомо обреченное на бесславный провал, но поддерживаемое западом бандеровское движение, расплачивалось всё население СССР. Мои бабушка и дедушка, успевшие испытать на себе голод, холод и послевоенную разруху в Советской России, увидев относительное благополучие на западной Украине, решили воспользоваться возможностью там остаться. Так, потом в этом городе родилась моя мама, а через пару десятков лет, родился и я.
Я ходил в русскоязычную школу и все мои одноклассники, в основном, были детьми военных. Только у нескольких человек из класса, родители не имели никакого отношения к воинской части державшей. А воинская часть, к слову, держала шефство над нашей школой. Я до сих пор не знаю, в чем выражалось это «шефство», но многие почему-то этим даже гордились.
На собрании, которое проходило перед школьной линейкой посвященной первому сентябрю, я по-прежнему невольно сохранял отрешенный и заторможенный вид. Я даже не заметил то, как весь класс переместился на школьный двор и занял свое почетное первое место. Родители стояли позади первоклашек и негромко переговаривались.
– А наш Сережа уже умеет считать до десяти. А как он умеет рисовать! – не скрывая гордость, сообщила одна мама другой.
– А мы целое лето были в деревне у бабушки. – сказала в ответ другая мама, оставив без комментариев достижения Сережи, – Ах, какое там вкусное молоко! Вы бы только его попробовали! А вы ни куда из города не выезжали?
– Нет, не выезжали. Нашего папу в отпуск не отпустили. Все лето провел на службе. А вы слышали, что за лето в городе дети пропали? Два мальчика и одна девочка. – непонятно было, то ли из любопытства, то ли для поддержания разговора, вдруг выдала собеседница. – Наш папа все лето со службы не вылезал, все детей искали. В лесу жил, можно сказать!
– Да, да… Слышала. – прошептала другая «мама». – Весь город об этом гудит. Только пропало не трое детей, а целый пионерский отряд из пионерлагеря.
– На самом деле пропал только один ребенок! – встряла в разговор третья мама. – У моего мужа брат милиционер, так он точно знает. Он мне рассказывал об этом.
Постепенно тема разговора переменилась, и мама Сережи рассказывала уже другой маме о математических успехах сына.
Оркестр играл гимн, а некоторые бабушки и мамы у краткой утирали слезы. Мужчины-папы, многие из которых были в военной форме, улыбались. К слову сказать, в Советское время военные всегда носили форму, в том числе и школьный военрук – майор в отставке. Даже, когда я приходил в гости к своим одноклассникам, то заставал их отцов в смешанной форме одежды. Военная рубашка и трико или майка и брюками с лампасами.
Все линейки нашей школы всегда сопровождал военный оркестр. Никаких хриплых динамиков и фонящих микрофонов. Только оркестр, пионерский горн с барабаном и твердая, уверенная речь директора.
Нас построили в две шеренги, и я стоял во второй из них, за Ленкой Садковской. Она была крупной девчонкой, выше меня на голову, но ее высокий рост не защищал меня от солнца, и я щурился правым глазом от слепящего солнечного света.
Одно из моих многих «Я» требовало, чтобы я начал предпринимать какие-либо действия. Другое «Я» говорило мне о том, что это наваждение скоро пройдет, я проснусь в больничной палате, а потом меня выпишут. Еще одно моё «Я» потирало руки в предвкушении того, какой фурор я устрою, обладая всеми теми знаниями, которые я обрел, дожив до 20-х годов третьего тысячелетия. Но, при всем этом многообразии вариантов моих дальнейших действий, я не спешил принимать сторону какого-либо одного моего «Я», и решил немного подождать и понаблюдать за происходящим вокруг.
Глава IV