Тайное оружие Берии. «Собачий спецназ» НКВД

   А глаза собаки слез полны и горя. Знают, какая их ждёт участь. Да что там говорить… Лучше не смотреть в эти глаза вовсе. Не может бросить их Никита. Не может, и все тут! Хоть режьте его. И помочь ничем не может. И как тут поможешь, когда и так все ясно – не жильцы больше на этом свете Байкал и Алтай.

— Лейтенант, ты что? Не задерживать движение! Пристрели их… – гневно зазвучал на ходу голос майора. – Поторопись!

   Понимая, что не подымется рука у Никиты и не прозвучит короткая очередь ППШ, облегчая страдание собак, ринулся майор в их сторону, срывая с плеча автомат.

— А ну-ка, в сторону! – и не мешкая, в упор, не целясь, по одной, по другой. Секундное дело. – Давай поживей, Большаков, бой предстоит нешуточный.

   …Вот такая короткая собачья жизнь. Секунды между жизнью и смертью. Всего лишь. И не могилки и не прощального салюта над ней. А заслужили по праву своему солдатскому и то, и другое. Но, видно, не судьба им такие почести на их коротком собачьем роду.

   …И замечал Никита во время этих отчаянных собачьих бросков к наступающим немецким танкам, что нет–нет да и подёрнет влажная пелена глаза майора. Крякнет он, негодуя и досадуя, и матюгнётся иной раз залихватски. Такого от него раньше днём с огнём не услышать. А тут… А в коротких перерывах между атаками мрачно смолит одну за одной неизменную «беломорину», не глядя ни на кого, тяжело вздыхая.

   Несладко ему, горше остальных – он командир, он за все в ответе. И судьба отряда, и судьба каждого в отдельности в его командирской власти. На смерть других посылать тоже его право. Тяжела ноша сия. Не каждому по плечу. На войне она в десятки раз тяжелей. Потому и неподъёмной для иных бывает. А когда выбор стоит между жизнью и смертью – оплошать никак нельзя. Тут уж секунды решают, потому и на раздумья мгновения отпущены. Но про то ни в одном Боевом уставе не написано. Сам все решай, на то твоя командирская власть. И ты, как никто, за Родину в ответе.

Глава 14 - Кровавая страда

В последний месяц боев они мотались, как заведённые, с одного участка фронта на другой, закрывая собой все бреши и прорехи на танкоопасных направлениях. А таковых с каждым днём становилось все больше и больше. Линия фронта неумолимо смещалась к столице. Все ближе и ближе… Беда!

   А противотанковой артиллерии катастрофически не хватало. И они были стопроцентным шансом и мобильным резервом там, где, казалось, уже никто и ничто не сможет остановить стальные вражеские щупальца, хищно сминающие на своём пути к заветной цели хлипкую линию обороны. Рвутся, гады, к Москве, как оглашённые! Эх, сорокапяток бы сейчас сюда, да только где их взять?! Нет и не предвидится в ближайшее время. А пэтээры [12], чего греха таить, прозванные тут же пехотой «Прощай, Родина!», должного эффекта не имели, по сравнению с тем оружием, какое было в их спецотрядах.

   Это оружие всегда «било» без промаха. И сам черт ему не страшен, не то что какой-то там фрицевский танк. Эка невидаль…

   Сколько сейчас было таких отрядов по всему фронту, он, конечно же, не знал. Не виделись они практически ни с кем. Не до того в такой адской круговерти, даже если б и захотели. По остальным отрядам – всего лишь скудные отрывочные сведения в штабных блиндажах. И все… И сведения такие, лучше бы о них не знать, одна кровавая мешанина. Этот отряд попал под бомбёжку, полностью погиб. Этот напоролся на засаду фрицевских диверсантов поздней ночью и понёс огромные потери. Этот ещё хуже. А получилось с ними так… В общем, безрадостные вести. Худо-то как все, хуже не бывает. Выходит – не одни они горе мыкают. Война проклятая, мать её за ногу! Будь она трижды неладна, бесовское отродье!

   …Вчера при подходе к передовой «мессеры» разнесли в щепки одну из их полуторок. Люди погибли, а вот несколько собак чудом уцелело. И по прибытии они тут же пошли в дело.

   Фрицы весь день неистово штурмовали этот державшийся из последних уж сил участок стрелкового полка. Ещё немного, и все – хана. Но они вовремя прибыли. И ситуация спасена. Надолго ли?

   И собак, и людей в их отряде практически не остаётся. Обещали подмогу. Да только где она, эта обещанная подмога? Жди её, как манны небесной, вовек не дождёшься. Хреновая ситуация! Паскудная.

   В штабе армии перед их убытием командарм хмуро и веско бросал, как камни, слова:

— Держитесь, сколько можете, майор. Знаю, трудно, но надо. Артиллерия уже на подходе. Сами понимаете, передвигается только ночью. Как только прибудет, вас отведут с переднего края. Все, вперёд! По машинам!

   Дважды Ковалёву повторять было не нужно. И когда майор подымался по скрипучим ступенькам блиндажа к выходу, генерал окликнул его:

— Погоди, майор!..

— Лучше тебе знать, чем слухи разные дойдут, – генерал протянул ему черно–зеленую пачку «Герцеговины Флор». – Закуривай.

   И когда оба сделали по первой затяжке, скупо сказал: